Никита Минич Минин (Минов) родился 7 мая 1605 г. в крестьянской семье села Вельдеманово Нижегородской губернии. Он пережил очень трудное детство — мачеха ненавидела мальчика, морила его голодом, била и пыталась убить. В 12 лет Никита покинул отчий дом и поступил для продолжения учения в Макариев Желтоводский монастырь.

По настоянию умирающего отца Никита возвратился домой, женился, принял на себя заботы о хозяйстве, однако его по-прежнему влекли Церковь и богослужение. Будучи человеком грамотным и начитанным, он вскоре стал приходским священником.

По ходатайству московских купцов священник Никита с семьей переехал в Москву. Десять лет продолжалась его супружеская жизнь, однако все трое его детей умерли в младенчестве, и в 1635 г. отец Никита убедил жену принять монашеский постриг в московском Алексеевском монастыре, дав за нее вклад и оставив денег на содержание. В возрасте 30 лет он также принял постриг с именем Никон в Свято-Троицком Анзерском скиту .

Через некоторое время преподобный Елеазар Анзерский, начальный старец скита, вменил в обязанность Никону совершение Литургий и заведование хозяйственной частью скита. В 1639 г. Никон был принят в Кожеозерский монастырь и в 1643 г. избран игуменом монастыря.

В 1646 г., приехав в Москву за сбором милостыни, произвел сильное впечатление на 16-летнего царя Алексея Михайловича своей высокой духовностью, глубокой аскетичностью, обширными познаниями и живым нравом. Царь оставил его в Москве, назначив архимандритом столичного , где была родовая усыпальница Романовых. Алексей Михайлович часто ездил туда молиться и еще более сблизился с архимандритом Никоном, которому приказал ездить к нему во дворец на беседы каждую пятницу.

Пользуясь расположением царя, архимандрит Никон ходатайствовал за утесненных и обиженных, и вскоре ему было поручено принимать просьбы от всех искавших царского милосердия и управы на неправду судей. Никон занял исключительное положение в Москве и приобрел всеобщую любовь.

11 марта 1649 г. Патриархом Иерусалимским Паисием, бывшим тогда в Москве, Никон был поставлен митрополитом Новгородским и Великолуцким.

В 1652 г. после смерти Патриарха Иосифа из числа 12 кандидатов митрополит Никон, согласно царскому желанию, был избран для поставления в Патриархи.

25 июля 1652 г. Никон был возведен на Патриарший престол. Во время интронизации царь дал ему обещание не вмешиваться в дела Церкви. Подобно , он имел титул «Великого Государя», который получил в первые годы своего Патриаршества ввиду особого царского расположения.

Влияние Патриарха Никона на гражданские дела было очень значительным, он являлся первым советником царя. В частности, при активном содействии Патриарха Никона в 1654 г. состоялось историческое воссоединение Украины с Россией. Земли Киевской Руси, некогда отторгнутые польско-литовскими магнатами, вошли в состав Московского государства. Это привело в скором времени к возвращению исконно православных епархий Юго-Западной Руси в лоно Матери — Русской Церкви. Вскоре с Россией воссоединилась и Белоруссия. К титулу Патриарха Московского «Великий Государь» присоединилось наименование «Патриарх всея Великия и Малыя и Белыя России».

С самого начала своего Патриаршества Никон установил строгий порядок в богослужении. Единогласие и «наречное» пение при нем стали нормой. Патриарх Никон был талантливым проповедником. Особенно ревностно проявил себя как церковный реформатор. Помимо упорядочения богослужения, он заменил при крестном знамении двуперстие троеперстием, провел исправление богослужебных книг по греческим образцам. Церковные реформы Патриарха Никона породили старообрядческий раскол, последствия которого омрачали жизнь Русской Церкви на протяжении нескольких столетий.

Патриарх Никон много заботился о церковном благолепии. Носивший в быту самые простые одежды, Предстоятель употреблял за богослужением такие богатые облачения, каких не имел никто из русских Патриархов.

Первосвятитель всячески поощрял церковное строительство, при нем были сооружены богатейшие монастыри Православной Руси: под Москвой, именуемый «Новым Иерусалимом», Иверский Святоозерский на Валдае и Крестный Кийостровский в Онежской губе.

Под влиянием Патриарха Никона в России упорядочивалась система попечения о нищих, убогих, нуждающихся людях, велась активная борьба против несправедливости и коррупции в судебных органах. По настоянию Святейшего Владыки царь принимал меры по пресечению пьянства и нравственной распущенности.

Патриарх Никон стремился противодействовать тому, что считал посягательством гражданского правительства на его юрисдикцию и полномочия. Особенный протест вызвало принятие Соборного уложения 1649 г., умалявшего статус духовенства, ставившего Церковь фактически в подчинение государству. Вследствие этого, а также интриг со стороны бояр (активная деятельность Предстоятеля часто приводила к ущемлению их интересов и вызывала недовольство со стороны правящей элиты) произошло охлаждение отношений между царем и Патриархом.

Летом 1658 г. в качестве протеста Патриарх Никон оставил Москву и уединился в основанном им Воскресенском Ново-Иерусалимском монастыре. В 1666 г. при участии Патриарха Александрийского Паисия и Патриарха Антиохийского Макария прошел Большой Московский Собор, в ходе которого состоялось разбирательство по делу Патриарха Никона. Решением Собора он был лишен Патриаршего достоинства, извергнут из епископского сана и стал простым монахом, отправленным в заточение: сначала в Ферапонтов монастырь, затем, в 1676 г., был переведен в Кирилло-Белозерский монастырь. При этом церковные реформы, проведенные Никоном, получили одобрение Собора.

Перед смертью царь Алексей Михайлович в своем завещании просил у прощения у низложенного Патриарха. Новый царь Феодор Алексеевич принял решение о возвращении Патриарху Никону сана и просил его вернуться в основанный им Воскресенский монастырь.

17 августа 1681 г. Патриарх Никон, изнуренный скорбями и болезнями, скончался на пути в Ново-Иерусалимскую обитель. 26 августа в присутствии царя Феодора Алексеевича состоялось погребение.

Согласно завещанию, почивший был погребен в южном приделе (Усекновения главы Иоанна Предтечи) собора Воскресенского Ново-Иерусалимского монастыря. В сентябре 1682 г. в Москву были доставлены грамоты четырех Восточных Патриархов, разрешавшие Никона от всех прещений и восстанавливавшие его в сане Патриарха Московского и всея Руси.

Патриарх Никон - один из самых противоречивых персонажей русской истории. Он родился в простой крестьянской семье и достиг того, что его величали «великим государем» и сам московский царь падал ему в ноги. Он был неутомимым строителем, создал великолепные монастыри, а дни свои завершил простым монахом в удаленной северной обители. Братия основных им монастырей ждала его канонизации, а представители старообрядчества считали антихристом.

«Ревнитель благочестия»

Будущий Патриарх родился в 1605 году в семье мордовского крестьянина Мины в селе Вельдеманово Нижегородской губернии. При крещении он получил имя Никита. В раннем детстве ему изрядно досталось от злой мачехи, и в 12 лет он сбежал из дома в Макарьевский Желтоводский монастырь. Никита оказался земляком Аввакума, с которым в молодости даже дружил и который впоследствии стал его главным идейным противником.
Пробыв несколько лет послушником в монастыре, Никита не принял постриг, поскольку умирающий отец попросил его вернуться домой. Никита женился, взял на себя заботы о хозяйстве. В 20 лет он был рукоположен в священники. Грамотный и строгий молодой поп глянулся московским купцам, и Никиту вызвали в столицу, где он стал настоятелем одного из московских храмов.
За десять лет супружества у священника Никиты один за другим умерли трое детей. Говорят, именно в этом он увидел знак Божий и окончательно решил стать монахом. Жену он так же убедил принять постриг. Для своего иноческого подвига Никита выбрал самый суровый из всех русских монастырей – Соловецкий. Там тридцати лет отроду он принял монашество под именем Никон и подвизался в Свято-Троицком Анзерском скиту монастыря.
Своим неуемным усердием он понравился начальному старцу скита Елеазару, и тот назначил Никона заведовать хозяйственной частью скита. Есть предание, согласно которому именно Елеазар предрек Никону, что тот станет Патриархом, поскольку старцу было видение Никона с омофором на плечах. В старообрядческой традиции, впрочем, в видении Никон был не с омофором, а с черным змием. Скоро неуемное усердие Никона стало причиной конфликта. Он обвинил братию и самого Елеазара в сребролюбии и сбежал из Анзерского скита. Никон был принят монахом в Кожеозерский монастырь, и через некоторое время братия избрала его своим игуменом.
В 1646 году он приехал в Москву для сбора милостыни. По тогдашнему обычаю Никон явился на поклон к царю Алексею Михайловичу. Его живой ум, образованность, благочестие произвели на 16-летнего государя такое впечатление, что он оставил его в Москве, назначив архимандритом Ново-Спасского монастыря. Никон стал наставником молодого царя и вошел в неформальное сообщество духовных и светских людей, которое в русской историографии называется кружком «ревнителей благочестия».
Своей задачей эти люди ставили оживление церковной жизни в стране и общее исправление нравов. Никон приходил к царю каждую неделю, беседовал с ним на духовные темы, обсуждал государственные дела и приносил просьбы от простых людей, которые жаловались на «неправды». Все это Алексею Михайловичу очень импонировало.

Патриарх

В 1649 году Никон был возведен в сан митрополита Новгородского и Великолуцкого. Здесь он показал себя как мудрый государственный муж и, по всеобщему признанию, великолепно проявил свою энергию и ум во время бунта, который случился в Новгороде в 1650 году. Никон сделал все, чтобы усмирить бунт на корню обойтись при этом без излишней жестокости.
В 1652 году умер Патриарх Иосиф. Государь желал видеть на Патриаршем престоле Никона. Тот решительно отказался. И тогда произошла невероятная сцена. В Успенском соборе при большом стечении народа Алексей Михайлович пал сыну мордовского крестьянина в ноги и, проливая слезы, умолял его принять Патриарший сан. После того как вслед за царем поверглись ниц все остальные, Никон дал свое согласие. Однако при этом он взял с царя и всех присутствующих клятву, что они будут ему во всем послушны в делах веры. Царь, бояре и народ такую клятву дали. Так сбылось видение анзерского старца Елеазара.
Никон основал несколько монастырей: Иверский монастырь на Валдайском озере, Онежский Крестный монастырь на Кий-острове и самое знаменитое детище Никона – Новоиерусалимский монастырь, который замышлялся им ни много ни мало как центр православного мира и повторение храма Воскресения Господня в Иерусалиме.
Он вернул в церковную жизнь обычай проповеди с амвона, упразднил многогласие (одновременное исполнение нескольких песнопений, отличающихся словами и напевом), делавшее церковную службу для паствы совершенно непонятной, и приступил к «исправлению» церковных книг.

Реформатор и «антихрист»

Церковная реформа, повлекшая за собой раскол, возникла отнюдь не на пустом месте. Столетия разъединения, политические потрясения и завоевания привели к тому, что к XVII веку Обряд русской Православной Церкви стал серьезно отличаться от греческого. Поскольку веру русские люди приняли из Византийской империи, Никон и задумал привести обрядность в Московском государстве в соответствие с греческой. Исследователи говорят, впрочем, и о более далеко идущих замыслах Патриарха. Именно в ту пору окончательно утвердился тезис «Москва – Третий Рим», и Никон видел государя Московского новым императором, себя – Вселенским Патриархом, а Москву – центром православия, пришедшим на смену оскверненному турками Константинополю. Разумеется, для реализации такого замысла нужно было сделать русский церковный обряд ближе к греческому.
Помимо ревизии богослужебных книг и исправления в них ошибок, допущенных переписчиками, Никон покушается и на такие вещи, как «сугубая аллилуйя», направление движения крестного хода, одежду священства и, наконец, на крестное знамение. Для большинства русских людей богослужебные тексты были чем-то очень далеким и непонятным, по-настоящему против правки возмутились лишь несколько грамотеев из числа духовенства. Но ходить крестным ходом против солнца, хотя издревле ходили посолонь, но восклицать «аллилуйя» трижды, хотя всегда делали это дважды, и, наконец, креститься «троеперстно» - с этим смириться было невозможно. К тому же Никон переодел священство в одеяния греческого образца. Может быть, наберись Никон и сторонники реформ терпения и начни внедрять новшества постепенно, все прошло бы более или менее мирно. Но вот как раз терпения Никону и не хватило. Поместный Московский собор под его председательством в 1656 году объявил всех, кто крестится двумя перстами, еретиками и придал анафеме. Этого было достаточно, чтобы сопротивление из глухого стало активным. Начался раскол. И если сторонников старого обряда назвали «еретиками», то они в ответ нарекли Никона «антихристом».

Изгнанник

Вначале влияние Никона на царя было огромным. Дошло до того, что к титулу его были присоединены слова «великий государь». Но в конце концов огромная власть Никона и его ревнивое отношение к любому посягательству на его полномочия в церковных делах привели к охлаждению отношений с царем. В 1658 году Патриарх и Алексей Михайлович окончательно рассорились, и Никон в знак протеста покинул Москву и удалился в Новоиерусалимский Воскресенский монастырь. Возможно, он надеялся на то, что Алексей Михайлович, как встарь, коленопреклоненно будет молить его о милости. Однако все пошло иначе. Царь решил лишить Никона архиерейства, для чего собрал суд восточных Патриархов. В 1666 году открылся большой Московский собор, на заключительном заседании которого состоялся суд над Никоном.
Суд постановил извергнуть Никона из священства, лишив его не только патриаршеского сана, но и епископского. Перечень преступлений Никона, за которые он был так сурово наказан, очень показателен, поскольку дает яркое представление о нраве этого незаурядного человека. Так, Никон был извержен из священства, в частности, за то, что «анафематствовал патриархов Паисия и Макария, назвав их Анною и Каиафою, а царских послов, которые к нему были посланы, чтобы вызвать его на суд, назвал Пилатом и Иродом», «без соборного рассмотрения лишил епископа Павла Коломенского сана, сам стащив с Павла мантию», «своего духовного отца два года немилостиво бил и ему наносил язвы» и так далее. Разумеется, в числе других прегрешений было указано, и то, что Никон не смирился перед царем, а продолжал упорствовать в своей обиде.
Никон был отправлен в Кирило-Белозарский монастырь, где прожил на положении простого монаха до 1681 года. После смерти Алексея Михайловича его сын Федор Алексеевич разрешил Никону вернуться в Москву. Однако по дороге уже больной к тому моменту Никон умер. Федор Алексеевич настоял на отпевании Никона как Патриарха. Впоследствии он добился того, чтобы восточные Патриархи вернули Никону сан.

Исследование фигуры Патриарха Никона является одной из «вечных проблем» отечественной исторической мысли. Образ Патриарха окутан мифами и предельно упрощен за счет идеологических средств национально-государственной социокультурной мифологии. С его именем связанна Церковная реформа (1650-1660), представлявшая собой комплекс богослужебно-канонических мер в Русской Церкви и Московском Государстве, направленных на изменение существовавшей тогда обрядовой традиции в целях ее унификации с современной греческой. Реформа вызвала раскол Русской Церкви и повлекла возникновение многочисленных старообрядческих течений.

Патриарх Никон (в миру Никита Минич Минин) родился в мае 1605 г. в нижегородской крестьянской семье. В 12 лет будущий патриарх покинул отчий дом и поступил в Макариев Желтоводский монастырь. В 1625 г. по настоянию отца Никита женился и начал вести хозяйство в Москве. Однако семейная жизнь не приносила счастья — все трое детей скончались один за другим — и Никита Минин уговорил жену принять постриг, а сам отправился на Соловки.

После принятия пострига на Соловках, в 1643 г. Никон стал игуменом в Кожеезерском монастыре. В 1646 г. за сбором милостыни приехал в Москву. Знакомство с молодым московским государем Алексеем Михайловичем стало ключевым событием в жизни Никона. Царь назначил его архимандритом Ново-Спасского монастыря в Москве, где была родовая усыпальница Романовых.

В 1649 г. Никон был избран митрополитом Новгородским, а уже на следующий год он столкнулся с первым серьезным испытанием. Голод, а затем и бунт в Новгородской земле потребовали от него большого мужества и стойкости. В 1652 г. после смерти патриарха Иосифа царь предложил Никону стать патриархом.

Роль патриарха в Московском государстве XVII в. была чрезвычайно велика. Он мог выступать заступником невинно осужденных, пенять царю за его неправды, судить и миловать людей в духовных вопросах. Более того, желая показать степень своего доверия и уважения Никону, Алексей Михайлович фактически сделал его своим соправителем.

Влияние Патриарха Никона на гражданские дела было весьма велико. При активном содействии Патриарха Никона в 1654 г. состоялось историческое воссоединение Украины с Россией. Земли Киевской Руси, некогда отторгнутые польско-литовскими магнатами, вошли в состав Московского государства. Это привело в скором времени к возвращению исконно православных епархий Юго-Западной Руси в лоно Русской Церкви. Вскоре с Россией воссоединилась и Белоруссия. К титулу Патриарха Московского «Великий Государь» присоединилось наименование «Патриарх всея Великия и Малыя и Белыя России».

Как глава Русской Православной Церкви, Никон всячески поощрял церковное строительство. При нем были сооружены богатейшие монастыри Православной Руси: Воскресенский под Москвой, именуемый «Новым Иерусалимом», Иверский Святоозерский на Валдае и Крестный Кийостровский в Онежской губе.

Введенные Никоном изменения в рукописные церковные книги, равно как и вмешательство нового патриарха в установленный обряд богослужения стали основой массового недовольства его деятельностью. Церковный собор 1666 г. лишил Никона патриаршества и сослал его в отдаленный Ферапонтов монастырь. В 1676 г. Никон был переведен в Кирилло-Белозерский монастырь. Отметим, что Собор 1666 г. одобрил нововведения Никона. Причиной же его низложения и изгнания следует считать его претензии на первенство власти патриарха в светской жизни страны.

Низложенный Патриарх Никон пробыл в ссылке 15 лет. Перед смертью царь Алексей Михайлович в своем завещании просил у Патриарха Никона прощения. Новый царь Феодор Алексеевич принял решение о возвращении Патриарху Никону его сана и просил его вернуться в основанный им Воскресенский монастырь. 17 августа 1681 г. по пути в Москву Патриарх Никон умер. Он был погребен с подобающими почестями в Воскресенском соборе Ново-Иерусалимского монастыря. В сентябре 1682 г. в Москву были доставлены грамоты всех четырех Восточных Патриархов, восстанавливавшие Никона в сане Патриарха всея Руси.

Особые обстоятельства, при каких Никон поставлен был в патриархи. Стремление Никона возвысить патриаршую власть. Взгляд Никона на отношение царя п патриарха. Каким образом патриарх Никон сделался великим государем. Его отношения, как великого государя, к боярам, самому царю, к архиереям и низшему духовенству. Характер его епархиального управления. Постройка Никоном новых своих собственных монастырей как мера сосредоточить в своих руках огромные земельные имущества и тем создать для себя богатые, ни от кого независимые обширные владения. Общие замечания о характере великого государствования Никона.

25 июля 1652 года новгородский митрополит Никон, по выбору государя, был поставлен в московские патриархи.

Поставление Никона в патриархи сопровождалось одним очень характерным и знаменательным эпизодом. 22-го июля государь, после формального избрания собором в патриархи Никона, послал за ним на новгородское московское подворье, где Никон тогда находился, депутацию из духовных и светских лиц, звать его в соборную церковь т. е. в Успенский собор, в котором ожидали нареченного патриарха: царь, бояре, все духовные власти и народ. Никон отказался идти. Еще несколько раз посылали за ним, но результат был тот же: Никон решительно отказывался идти в собор. В виду такого упорства Никона, царь послал за ним своих знатнейших бояр и приказал им привести Никона, хотя бы и против его воли, в Успенский собор. Никон явился. Царь, рассказывает об этом сам Никон, «со всем народом молиша нас много, яко да будем патриархом московским и всеа Русии». Никон, на мольбы царя и народа, отвечал. отказом, называя себя смиренным, неразумным, не могущим пасти стадо словесных овец Христовых. Тогда царь, по рассказу Никона, «приклонися к земли и припадание со всем народом, со слезами молиша нас, яко да будем – начало пастырем». Никон наконец уступил мольбам царя и народа, согласился быть патриархам, но только при известных условиях. Он обратился к царю, боярам, присутствовавшим в соборе иерархом и всему народу с особою – необычною речью, в которой заявлял, что мы – русские «святое евангелие и вещания святых апостол и святых отец и всех вселенских семи соборов, святых отец правила и царские законы и церковные догматы от православных греческих церквей и святых вселенских патриархов прияхом», почему и называемся христианами. Но на деле мы не исполняем: ни заповедей евангельских, ни правил св. апостолов и святых отец, ни законов благочестивых греческих царей. В виду этого, говорил Никон, если хотите, чтобы я был у вас патриархом, «то дадите слово ваше и сотворите обет во святой соборной и апостольской церкви пред Господом и Спасителем нашим Иисус Христом, и пред святым евангелием, и пред пречистою Богородицею, и пред святыми его ангелы, и пред всеми святыми: держать будете евангельские Христовы догматы, и правила святых апостол и святых отец, и благочестивых царей законы сохраните. Аще обещаетеся неложно, и нас послушати во всем, яко начальника и пастыря и отца краснейшего, елико вам возвещать буду о догматех Божиих и о правилех, и сего ради, по желанию и прошению вашему, не могу отрекатися от великого архиерейства». Эта необычная речь Никона, по его словам, «усердно и с любовию» принята была царем, боярами и всем освященным собором и они, замечает Никон, «пред святым евангелием и пред святыми и многочудесными иконами вся, елика глаголах ом, обещашася сохранити непреложно». И только после этого Никон окончательно выразил согласие быть патриархом московским и всея Руси .

И так, Никон был поставлен в патриархи при особых, исключительных обстоятельствах: он заставил царя, бояр, освященный собор и весь народ дать публичную, торжественную клятву «послушати во всем» нового патриарха, «яко начальника и пастыря и отца краснейшаго», и только под этим условием согласился сделаться патриархом. Так поступить Никон считал нужным, очевидно, имея в виду какие-то свои особые цели. Думать, что при этом он имел в виду предстоящую ему церковно-реформаторскую деятельность было бы несправедливо, хотя бы уже потому, что в своей реформаторской деятельности он должен был только выполнять, как мы знаем, уже готовую в общем программу, ранее намеченную царем, в виду чего ему странно было бы заставлять царя давать клятву, что он не будет противиться церковно-реформаторской деятельности Никона. Точно также ему незачем было заставлять клясться и бояр, которые всегда шли за царем и никогда не имели особой охоты вмешиваться в церковные дела, особенно когда это было бы неприятно царю, как инициатору церковной реформы. С другой стороны, и сам Никон своя требования, предъявленные им при его постановлении в патриархи, никогда потом не приводил в связь с своею церковно-реформаторскою деятельностью, хотя впоследствии и часто указывал на приведенные особые обстоятельства своего избрания в патриархи в видах подчеркнуть с течением времени обнаружившейся будто бы непослушание ему царя и бояр, нарушение ими заповедей Божиих, правил св. апостол и св. отец, почему он будто бы и оставил потом патриаршество. Значит у Никона, когда он брал клятву с царя и бояр, а также с освященного собора и народа, что они будут послушны ему – Никону патриарху, была в этом случае своя особая цель, о которой царь и не подозревал, хотя его – царя Никон главным образом и имел в виду, когда брал со всех клятву о послушании. Эта особая цель Никона заключалась в следующем: указанные нами выше отношения светской государственной власти к духовной Никон находил неправильными, противоречащими заповедям Божиим, правилам св. апостол и св. отец, и потому нетерпимыми в истинно православном царстве, каким было царство московское. Никон решил, как патриарх, реформировать исторически сложившиеся у нас отношения светской власти к духовной в том смысле, чтобы, в лице главным образом патриарха, освободить духовную власть от всецелого подчинения ее власти светской, поставить власть патриарха во всех церковных делах и управлении независимо от подавляющей ее царской власти, сделать ее в церковной области совершенно автономною и даже больше: поставить ее выше царской власти во всех церковных делах. Вот собственно почему, при своем избрании на патриаршество, Никон и требовал, чтобы царь, бояре и весь народ дали ему публичную торжественную клятву, что они будут соблюдать все заповеди Божии, все церковные правила и законы и по всем делам веры и церкви будут слушать его, Никона, «яко начальника и пастыря и отца краснейшаго».

Замысел Никона – коренным образом изменить исторически сложившиеся у нас отношения светской власти к духовной, в смысле освобождения последней из под зависимости и гнета первой, сделать русскую церковь, как религиозно-нравственное по существу учреждение, независимою от государственной политики, государственных интересов и целей, очень неодинаковых в разное время и часто очень несогласных с задачами и целями истинной церкви Христовой, – проявился еще до его патриаршества, когда он был новгородским митрополитом. Это сказалось в факте перенесения Никоном мощей св. митрополита Филиппа, замученного царем Иваном Васильевичем Грозным, из Соловецкого монастыря в Москву, при чем Никон имел в виду заставить светскую власть публично и всенародно покаяться в тех притеснениях и оскорблениях, какие она нанесла власти духовной в лице св. митрополита Филиппа. Это как нельзя более подтверждается характером молебной царской грамоты к мощам св. Филиппа, в которой царь желает пришествия святителя в Москву и потому, «чтобы разрешить согрешение прадеда нашего, царя и великого князя Иоанна, совершенное против тебя неразсудно завистию и несдержанною яростию». В то же время царь Алексей Михайлович торжественно заявляет в своем молебном послании: «преклоняю сан свей царский за согрешившего против тебя, да отпустишь ему согрешение своим к нам пришествием, да уничтожится поношение, которое лежит на нем за твое изгнание; пусть все уверятся, что ты примирился с ним. Умоляю тебя, и честь моего царства преклоняю пред честными твоими мощами, повергаю к молению всю мою власть, приди и прости оскорбившего тебя напрасно... Оправдалось на тебе евангельское слово, за которое ты пострадал, что всякое царство, разделившееся на ся, нестанет; и теперь у нас нет прекословящих тебе, нет ныне в твоей пастве никакого разделения» . Впоследствии, на соборе 1666 года, в присутствии восточных патриархов, когда прочтено было из грамоты Никона к Константинопольскому патриарху Дионисию следующее место: «посылан де он, Никон патриарх, в Соловецкий монастырь для мощей Филиппа митрополита, его же мучи царь Иван неправедно», – то царь по этому поводу сделал заявление: «для чего он, Никон, такое безчестие и укоризну блаженные памяти великому государю царю и великому князю Ивану Васильевичу всеа Русии написал?» . На этот вопрос царя Никон ничего не ответил. Очевидно те места молебной грамоты царя к мощам митрополита Филиппа, в которых говорятся, что царь Иван Васильевич поступал с митрополитом Филиппом неразсудно, руководствуясь «завистию и несдержанной яростию», признавались Алексеем Михайловичем оскорбительными для его царственного прадеда и, очевидно, написаны были, или редактированы, Никоном, как и те места, где царь заявляет, что он преклоняет пред святителем свой царский сан, повергает к молению всю свою царскую власть, только бы его царственный прадед получил за свои согрешения и напрасные оскорбления святителя прощение от него. Тенденция Никона в этом деле очевидна: возвысить духовную власть на счет светской. Значит Никон, вступая на патриарший престол, имел уже в виду преследовать в своей патриаршей деятельности определенную цель: изменить существовавшие у нас ранее отношения между светскою и духовною властью в смысле возвышения последней над первою. Исходною точкою для выступления Никона в качестве горячего и энергичного сторонника возвышения духовной власти в государстве, в видах ее полной самостоятельности и независимости от власти светской – государственной, служил особый взгляд, какой Никон имел на царя и патриарха и на их взаимные отношения. Этот взгляд Никона изложен, во всеобщее сведение, в напечатанном, по его благословению, предисловии к служебнику 1655 года, где заявляется, что Бог даровал России «два великия дара» – царя и патриарха, которыми все строится, как в церкви так и в государстве. В виду этого все православные русские торжественно приглашаются: «должно убо всем, повсюду обитающим, православным народом восхвалити же и прославити Бога, яко избра в начальство и снабдение людем своим сию премудрую двоицу: великого государя царя Алексея Михайловича и великого государя святейшего Никона патриарха, иже... праведно и подобно преданные им грады украшают, к сим суд праведен... храняще, всем всюду сущим под ними тоже творити довелеша... Тем же благословен Бог, в Троице святей славимый, таковых великих государей в начальство людей своих избравый! Да даст же им, государем, по пророку, желание сердец их... яко да под единым их государсшм повелением вси, повсюду, православнии народи живуще, утешительными песньми славити имут воздвигшего их истинного Бога нашего».

Свой общий теоретический взгляд на отношение между духовною и светскою властью Никон излагает в своем двадцать четвертом ответе на вопросы Стрешнева и ответы на них Паисия Лигарида. Никон пишет: «древний уставы греческия поведают сице: два меча владычествовати, – иже есть духовный и мирский, во предстательство людей своих; – Господь Христос в церкви утвердил; владычества, духовное и мирское, теми двема мечами содержится. Который из них вышний и достойнейший, – едины разумеют тако, еже бы царь вышний был, ниже архиерей. Тыя мнения своего тако подкрепляют: первое, яко царство ни от кого оного исходит, токмо от Господа Бога; второе, егда б архиерей имел быти вышши, нежели царь, тогда бы и начатки шли от него, от архиерея, чего не бывает», царь – «мечь во представительство закона, правды, вдов я сирот, им же и судити всякия вещи может, чего архиереови неблагоизволено. Нецыи тако утверждают, яко архиерей вышши есть неже царь. Тое убо толкуют сице: яко Господь Бог архиерею великому даде обое владычества: и мира сего и духовного. Судится (это видится) в том, яко Господь И. Христос святым апостолам рек: аже кого свяжите на земли, будут связаны на небеси, и сие восхоте распространити на все тые наместники и глаголаше же: яко архиереови дана есть власть на небеси, яже есть достойнейша, нежели (власть) мира. Из сего уже известнейша: архиерей вышши имать бити над сим (царскою властью), яко архиерей вовремя меча и суда мирских потребовать может то творити, что царь обыкл творити, творить законы православными (т. е. архиерей наблюдает, чтобы царь все делал по православным законам). Еще к тому сице: еже царя архиерей поставляет, и мощен его связати по заповедям Божиим. Аще бо священницы, им же царие исповедует грехи своя и нарицают их отцем духовным, могут вязати; колми паче архиерей великий, иже над священником, царевым духовником, власть имея, должен есть царя вязати, царь убо, при помазании на царство, должен исповедати ся: правду распространити неправду же сокрушити». Архиерей «для лучшего исправления» требует от царя действий согласных с божественным законом, и если царь не дослушает в этом архиерея, «архиерею возможно быти противу его запрещати, не яко противу царя, но яко противу исступленного (отступившего) от закона». Далее Никон говорит, что Константин Великий дал папе Сильвестру все папские регалии, власть, Рим со всею областью в управление, а сам переселился в Константинополь. Отсюда произошло, «еже та два меча христианского царства между двемы особы разделишася, еже есть – при архиерействе мочь духовный, при царе же – мечь мирской уставися». На вопрос кто же из них выше? Никон говорит, что «разное послышание людей: приимем первое разумение ученых в законе духовном, яже утверждают, яко власть царская имать быти повинна власти архиерейской, ей поручи Господ Бог ключи царства небесного и дал ей силу на земли вязати и решили; к сему же: архиерейская власть духовная, царская же мира сего дана есть ему; и вещи власти небесные, сиречь духовные, преизряднейше суть, нежели мира сего или временныя. Сего ради яснейше: царь имать быти менее архиерея и ему в повиновении, зане и сие глаголю: яко духовенство есть людие избраннии и помазани Духом святым. Аще ли вси христиане архиереем послушни быти повинни, кольми паче той, который в послушание архиереом иные непокоряющееся мечем приводит, повинен есть послушание имети». Но, говорит затем Никон, оставим об этом дальнейшие рассуждения «и приступим к сему: как бы тое себе противное разумение (т. е. два несогласных взгляда) соединити и власть коегождо истинно показати и тако замкнение противуречия будет. Господь Бог всесильный егда небо и землю сотворил, тогда два светила – солнце и месяц на нем (небе) ходяще, на земли светити повеле: солнце нам показа власть архиерейскую, месяц же показа власть царскую, ибо солнце вящи светит во дни, яко архиерей душам, меньшее же светило – в нощи еже есть телу; яко же месяц емлет себе свет от солнца и егда дале от него отступает, тем совершеннейши свет имать, такожде и царь: поемлет посвящение, помазание и венчание от архиереа, от его же абие воисприимать уже имать свое совершенное светило, еже есть: истиннейшую силу и власть. Таковое есть то разнство между теми двумя лицами во всем христианстве, яковая есть между солнцем и луною, ибо архиерейская власть во дни, еже есть над душами, царская же власть в вещах мира сего, и сия власть еже есть: мечь царский имать готов быти на неприятели веры православныя; если того архиерейство и все духовенство потребует, еже их обороняти от всякия неправды и от насилования, то мирстии повинны убо духовным: мирстий (требует) для душевного избавления, мирских – духовнии для обороны потребуют, и тако несть в том один другого выпили, но кийждо имать власть от Бога... В вещах духовных, належащих всех, архиерей великий выпили царя, и кийждо человек православный архиереови послушанием повинен, понеже он есть отец наш в вере православной, ему же вверена православная церковь» . Обращаясь к Паисию Лигариду Никон пишет: «послушай апостола Павла к Тимофею пишуща: старцу не твори пакости, но утешай, яко же отца, юношу – яко брата. Почему апостол различное положи старцу и юным? Патриарх есть образ жив Христов и одушевлен, делесы и словесы в себе живописуя истину». В другом месте Никон говорит: первый архиерей (т. е. патриарх) во образ Христов, а митрополиты и архиепископы и епископы во образ учеников и апостолов». Государю Никон пишет: «молим твое благородие на нас, богомольнов, не послушати клеветы от лихих человек и не прикасатися нам, помазанником Божиим, судом и управою чрез каноны» .

Таким образам, в приведенных нами рассуждениях Никона он ставит патриарха если уже не всецело выше царя, то никак и не ниже, а по крайней мере рядом, признает, что только при равно-совместной деятельности этих двух сил – царя и патриарха и могут правильно строиться дела как церковные – дела веры и благочестия, так и дела государственные, так как самые царства процветают только тогда, когда духовная и светская власть действуют дружно и совместно, не подавляя одна другую. И это понятно. Если власть царская имеет божественное происхождение, то тем более такое происхождение имеет власть духовная – патриаршая. Поэтому патриарх, этот, по представлению Никона, живой образ самого Христа, этот истинный помазанник Божий, по своему общественному значению и достоинству не только не уступает царю, но в некотором отношении даже и превосходит его, именно: сфера, в которой действует патриарх, по самой своей природе, много выше и значимее, чем сфера деятельности царя: там дух, здесь тело, там средства и меры духовные, святые, благодатные, здесь – материальные, мирские, часто грубые и насильственные.

Теперь посмотрим, каким путем пошел Никон к главной, заветной цели своего патриаршества: сделать в церковной сфере патриаршую власть совершенно независимой от власти светской, поставить патриарха рядом с царем, как равную, если только не большую чем царь величину.

Так как у нас и в церкви и в государстве все зависело ранее от одного государя, его личной воли и усмотрения, то Никону, для достижения его цели, естественно прежде всего, приходилось обратить внимание на государя, нужно было прежде всего, если он действительно хотел достигнуть своей цели, подчинить своему влиянию и своей воле государя, чтобы потом, опираясь на его помощь и содействие, совершить нужный, задуманный им переворот. Это удалось сделать Никону очень скоро и успешно. Еще очень молодой, в высшей степени благочестивый, относительно мягкий и по самой своей молодости доверчивый и увлекающийся Алексей Михайлович вполне подчинился Никону, как выдающемуся по своим качествам и свойствам человеку, способному и могущему все привести в лучший и совершеннейший порядок. Молодой царь несомненно сильно идеализировал в своем юношеском представлении Никона, увлекался им и: преклонялся пред ним, как пред своим идеалом. Не замечая действительных неприглядных качеств Никона, – его гордой, крайне властной и деспотичной натуры, его громадного самолюбия и честолюбия, его всегдашней жесткости, нередко переходившей в жестокость относительно подчиненных ему, думая, что окружающее его – царя неправильно понимают и ценят Никона, Алексей Михайлович всецело подчинился Никону, как олицетворению идеала истинного архипастыря и выдающегося государственного мужа. Никон, с своей стороны, воспользовался указанным особым отношением к нему государя и немедленно и прежде всего устранил его от всякого деятельного вмешательства в церковные дела. Царь передал ведение их всецело в руки Никона, который теперь и сделался единственным самовластным распорядителем и устроителем всех церковных дел.

Достигнув полной самостоятельности и независимости от светской власти в церковной сфере, сделавшись в ней единственным бесконтрольным хозяином, обратив ее в свой личный частно-владельческий удел, в котором он распоряжался по своей воле и усмотрению, причем царь только подкреплял и одобрял его распоряжения, Никон на этом не остановился, а пошел далее по намеченному им пути, – он скоро стал рядом с царем, стал другим великим государем.

Сам Никон на вопрос: когда и при каких обстоятельствах он получил титул великого государя, в одном случае отвечает так: «назвал (его великим государем) государь, да на нем то Господь Бог и взыщет, а где и когда назвал, аз скажу. Как великий государь пришел из под Смоленска в Вязьму, а мы пришли с государынею царицею и с царем царевичем и с государынями царевнами в Вязьму, и он, великий государь, со многим молением говорил нам о сем, чтобы писатись великим государем, а нашего изволения на то не было. А что он о своем изволении раскаялся и всем порицает нас тем, яко мы так начали писати, Господь Бог рассудит в день судный по его рукописанным грамотам, в них же есть писано то, и положены на престол Божий» .

Итак, по словам самого Никона, титул великого государя дан был ему царем, а его произволения на это не было, так как он этого не только не искал, но и не желал, а если наконец и согласился принять титул великого государя, то его принудил к тому «многим молением» царь, благодарный ему за то, что он спас царскую семью от моровой язвы. Это произошло, по словам Никона, 21 октября 1654 года в городе Вязьме, где находился тогда царь и куда прибыл Никон с спасенною им царскою семьей. Но это показание Никона: когда именно, по какому случаю и при каких обстоятельствах он получил титул великого государя, во многом решительно неверно, о чем говорят дошедшие до нас несомненные документальные данные.

Уже в том же 1652 году, когда Никон поставлен был в патриархи, некоторые настоятели монастырей титуловали его в своих грамотах великим государем , а с 1653 года этот титул усвояют ему и архиереи. Так, новгородский митрополит Макарий в своей грамоте, в октябре 1653 года, называет Никона великим государем . Сибирский архиепископ Симеон, в грамоте к воеводе Мусину-Пушкину еще в марте 1654 года т. е. за полгода до свидания царя в Вязьме с Никоном уже называет его великим государем . Целый земский собор, бывший в октябре 1653 года, в своих официальных актах титулует Никона великим государем . Задолго до 21-го октября 1654 года называет Никона великим государем и сам царь. Так 23 октября 1653 года, по поводу окончательного решения объявить войну польскому королю, царь, в московском Успенском соборе, обращаясь с речью к боярам, при чем присутствовал и Никон, говорил: «мы, великий государь царь... советовав с отцем своим и богомольцем, великим государем, святейшим Никоном патриархом» . Великим государем царь титулует Никона патриарха в своей грамоте от 8-го декабря 1653 года и также и во многих других еще до 21 октября 1654 года . Но что главное: сам Никон в своих грамотах, еще за год слишком до 21 октября 1654 года, когда будто бы государь умолил его принять нежелательный для него титул великого государя, уже постоянно титулует себя великим государем. Так, 19 августа 1653 года; в грамоте к архимандриту Иверского монастыря Иакову, Никон пишет: «от великого государя, святейшего Никона патриарха Московского и всея Русии»..., и затем уже во всех последующих грамотах он неизменно называет себя великим государем. А таких грамот к архимандритам Иверского монастыря за 1653 год и за 1654 год до октября месяца, до нас дошло не одна, две или три, а более двадцати . Даже в грамотах к царским воеводам, еще ранее 21 октября 1654 года, Никон титуловал себя великим государем. Так 9-го июля 1654 года Никон пишет: «от великого государя, святейшего Никона патриарха... на Вологду воеводе князю Ивану Тимофеевичу Ухтомскому»... Или: «благословение великого государя святейшего Никона патриарха... в Путивль воеводе и боярину Никите Алексеевичу Зюзину... Мы, великий государь, святейший патриарх, указали»... .

Таким образом Никон говорит решительно несправедливо, что будто бы титул великого государя дан ему царем 21 октября 1654 года в Вязьме и вопреки его личному желанию, так как в действительности сам Никон уже с августа 1653 года в официальных своих грамотах титуловал себя великим государем, этот титул еще в 1653 году усвояли ему и царь, и архиереи, и бояре, и другие лица. Нельзя здесь не заметить и того, что Никон, за его услугу царской семье, которую он спас от моровой язвы, был награжден царем, как это хорошо известно, не титулом великого государя, а пожалованием в устрояемый Никоном Иверский монастырь пригорода Холма в вотчину с приписанными к нему деревнями, крестьянами, пустошами, и со всеми угодьями, и что эта новая милость царя оказана была Никону в Вязьме и именно в благодарность за его услугу царской семье в моровое поветрие, как это и обозначено в самой царской жалованной грамоте . Но, в таком случае, когда же, каким образом, в силу каких обстоятельств Никон мог усвоит себе титул великого государя, а Царь не только этому не воспротивился, но и сам стал титуловать, его великим государем? Чтобы ответить на этот вопрос необходимо обратить внимание на некоторые особые чертив деятельности Никона, когда он был еще новоспасским московским архимандритом, затем новгородским митрополитом и, наконец, московским патриархом.

Никон, будучи московским Новоспасским архимандритом, принимал, с разрешения государя, челобитные к царю и доводил их до его сведения. Это были жалобы бедных и обиженных на всякие неправды, волокиты, хищения и другие беззакония сильных мира сего. Никон разбирал эти жалобы, докладывал их царю и, если находил нужным и справедливым, предлагал государю отменять разные состоявшиеся по разным делам находимые им несправедливыми решения и заменять их другими более справедливыми. Очевидно он встречал, при такой деятельности, массу всяких неправд, как со стороны отдельных властных лиц, так и со стороны целых учреждений и, по возможности, старался исправить и уничтожить производимый ими вред, и таким образом невольно сделался контролером действий и распоряжений разных правительственных лиц и учреждений, невольно стал входить во вкус вмешиваться в государственно-общественные дела, в вицах обличения и исправления встречающихся в них неправд и беззаконий. Царю эта роль Никона, как заступника пред ним всех бедных и несчастных, как обличителя неправд и беззаконий разных правительственных учреждений и лиц, очень нравилась и он поощрял Никона к такой деятельности, относясь к нему с полным доверием. Сделавшись новгородским митрополитом Никон получает от царя формальное право наблюдать за правильностью и законностью действий местных воевод и других органов суда и управления и о всем доносить государю, благодаря чему он становится правомочным властным контролером государственных учреждений и лиц в Новгороде. В Новгороде же Никон с успехом выступает и как выдающийся политический деятель. В это время в Новгороде вспыхнул мятеж, ранее начавшийся в Пскове. Новгородский воевода князь Хилков совсем растерялся и бунтовщики составили из себя свое правительство. Когда толпа бунтовавших пришла к Никону, он вышел к ней и стал уговаривать прекратить бунт. «Но они, рассказывает сам Никон в письме к царю, меня ухватили со всяким безчинием, ослопом в грудь ударили и грудь разшибли, по бокам били кулаками и камнями, держа их в руках, и повели было меня в земскую избу». Но дорогой Никону удалось уговорить их отпустить его, так как ему нужна было служить литургию, на что мятежники наконец и согласились. Когда мятеж в Новгороде стих, Никон всячески старался успокоить взволнованную общину, ходатайствовал за нее пред царем и советовал ему простить виновных. «Милостивый государь царь и великий князь Алексей Михайлович! писал Никон, уподобись милостивому и человеколюбивому Богу! Как будут тебе о своих винах бить челом, прости; а я, уговаривая их, в твоей милости ручался, а если б не так уговаривал, то бы все отчаялись за свое плутовство и на большее бы худо вдались. Ко мне всем городом приходили не по один день и прощения просили, что меня били и безчестили и били на меня челом ложно». Царь, с своей стороны, восторженно восхваляя Никона за его подвиг, выражал желание, чтобы Никон в этом деле, «как начал, так бы и совершал», причем особою грамотою Никону уполномочивал его вести дело успокоения новгородцев вместе с воеводою, причем последний ничего не должен был делать без совета с Никоном, вследствие чего все дела по поводу возмущения в Новороде перешли в руки Никона, как полномочного министра государя. Присланный на место Хилкова воеводою – Хованский во всем соглашался с Никоном и действовал по его указаниям, так что когда из Москвы стали выражать неудовольствие на медленность Хованского, Никон энергично вступился за него и в письме в царю прямо заявлял: «да я ему (Хованскому) говорил, чтоб тем делом промышлять не вскоре, с большим рассмотрением, что б. твое дело всякое сыскалось впрямь; от этого дело и шло медленно, а не по боярскому нерадению... Работал тебе он (Хованский) тихим обычаем, невдруг, чтоб не ожесточились, а что промедлилось, и в том твоему государеву делу порухи нет».

Умный, тактичный и мужественный образ действий митрополита Никона производил сильное впечатление на Алексея Михайловича: он увидел в Никоне не только выдающегося архипастыря церкви, но и мужа государственного, человека, способного найтись в запутанных политических делах, вести их по правильному пути и потому стал видеть и признавать в Никоне выдающегося государственного мужа, прислушиваться к мнению которого в государственных делах дело далеко не лишнее. В грамоте к псковскому архиепископу Макарию царь уже прямо ставит ему в образец Никона, так как возмутившиеся новгородцы «в познание пришли» благодаря именно радению митрополита Никона и службе Хованскаго». С своей стороны и Никон уже не ограничивался приведением в порядок дел только в своем городе, но посылал увещевать от себя и псковичей, возмущение которых продолжалось с особою силою, причем Никон настойчиво советовал государю милостиво и снисходительно отнестись даже к главарям псковского возмущения. Никон писал государю: «вели, государь, и тем четырем человекам (главным деятелям псковского возмущения), пущим ворам, вместо смерти живот дать, чтоб великому Новгороду и его уезду в конечном разореньи не быть. А тем промыслом (военною бывшею тогда под Псковом силою) Пскова невзять: которые люди под Псковом, и тех придется потерять, а Новгороду от подвод и ратных людей будет запустенье» .

Так Никон выдвинулся, особенно в мнении царя, не только как незаурядный церковный иерарх, но и как выдающийся государственный деятель, способный с самопожертвованием, энергией и тактом устраивать запутанные государственные дела. Естественно поэтому было, что Алексей Михайлович постарался не только поставить Никона патриархом на место умершего Иосифа, но и еще теснее приблизить к себе, как своего доверенного и умного советчика по всем делам государственным. Эта особая близость Никона к царю, это его видимое всем деятельное участие в делах государственных и подало конечно повод называть его не только патриархом, но и великим государем, т. е. этим титулом (ранее патриархов обыкновенно титуловали: «великий господин») оттенить особое его положение, занятое им в государственном управлении. Никон не останавливал тех, кто желал его титуловать великим государем, почему этот титул стал прилагаться к нему все чаще и чаще. Государь не только не препятствовал этому, но и сам стал называть Никона, как и другие, великим государем, так как всячески желал почтить и поставить на особую высоту своего обожаемого «собинного друга». Никон принимал это преклонение пред ним как должное, справедливое я законное, почему уже чрез год, по своем вступлении на патриаршую кафедру, он спокойно сам себя титулует великим государем.

Значит, титул великого государя был усвоен патриарху Никону не в силу какого-нибудь формального акта, указа, особого царского распоряжения, а вошел в употребление постепенно, сам собою: сначала некоторые отдельные лица, желавшие угодить, понравиться всемогущему патриарху, стали в своих обращениях к нему называть его не великим господином, а великим государем. Вслед за ними и все другие видя, что это очень нравится Никону, стали употреблять тот же титул, тем более, что и самым высокопоставленным и родовитым боярам приходилось заискивать пред всемогущим и, в то же время, очень грозным царским любимцем. Что касается царя Алексея Михайловича, который сначала не препятствовал, а потом и сам стал называть Никона великим государем, то в этом акте он видел, вероятно, уже не одну только внешнюю почесть, а и нечто большее и существенное. Он нашел в Никоне человека, который мужественно стоит за правду, за закон, за всех бедных и обиженных, он нашел в нем очень энергичного и сообразительного деятеля по делам государственным, не исключая и дел политических, и потому, усвояя ему титул великого государя, тем самым хотел открыть Никону прямой путь к воздействию на ход всех государственных дел, хотел, чтобы в правительственной деятельности Никон всегда был рядом с царем, как его всегдашний и ближайший помощник и советник и, в известном отношении, соправитель, мнениями и советами которого он всегда особенно дорожил. Поэтому вполне было естественно, что когда царь, по случаю войны, надолго оставил Москву, он вместо себя, правителем государства оставил, казалось ему, второе его ego – второго великого государя, святейшего Никона патриарха.

Никон так действительно и понял свое положение «великого государя» и в отсутствии царя, продолжавшегося с небольшими перерывами два года, он стал действительным полновластным правителем не только церкви, но и государства: его слово, приказ, как слово и приказ действительного великого государя, имело для всех обязательную силу, пред ним, как настоящим царем, преклонялось все. Знатнейшие бояре, представители разных отраслей государственного управления, должны были являться к нему с своими докладами, выслушав которые, Никон клал на них свои резолюции. В случае каких либо сомнений или недоумений Никон обращался в разные государственные приказы за справками, которые обязательно ему посылались и от него уже потом зависело дать делу тот или другой ход, привести его к такому или иному решению. Словом все в государстве зависело теперь от всемогущего патриарха, от его воли и усмотрения. Павел Алепский, описывая свой приезд в Севок, на пути в Москву, замечает, «что от вельмож – воевод и всех других лиц они постоянно слышали особые похвалы своему патриарху, которого имя не сходит у них с языка, так что они, кажется, любят его, как Христа. Все боятся его и, бывало, постоянно просят нашего владыку, чтоб он похвалил их пред патриархом, когда с ним свидится, ибо тот с царем одно» . Главный воевода русских войск, отправлявшихся на войну с поляками (в 1654 году), князь Трубецкой, в своей ответной прощальной пред отходом в поход речи говорил обращаясь к Никону: «если же в безхитростии или в неудомении нашем преступление учинится, молим тебя, пресветлейший владыка, о заступлении и помощи» .

Никон принимал самое живое и деятельное участие в войне с поляками. Несомненно он энергично настаивал пред царем о принятии Хмельницкого в подданство России и на необходимости энергичных военных действий против поляков. В «всенародном прошении царю» об. избрании на место Никона нового патриарха, говорится: «по острив убо тебе архиерей непреподобный (т. е. Никон) чрез волю Божию ко брани, гнев от Бога привлече на всю Росию, забыв пророка вопиюща, паче же и моляща Бога на таковыя: разруши, рече, языки, хотящая бранем» . На то же указывает и сам Алексей Михайлович, когда, 23 октября 1653 года, в Успенском соборе торжественно заявил, что он «посоветовавшись с отцом, с великим государем святейшим Никоном патриархом», решил идти войною на недруга своего – польского короля. Никон, вместе с царем, отпуская воевод на войну, служил за них в Успенском соборе особый молебен, на котором поименно перечислил всех начальников, и в особой речи воодушевлял их на предстоящий им ратный подвиг. Когда отправлявшиеся на войну войска проходили Кремлем, Никон сам кропил их святою водою и снова в речи к воеводам воодушевлял их к усердному исполнению их ратного долга в надежде на помощь Господа Бога и пресв. Богородицы. Сам Хмельницкий смотрел на Никона, как да главное лицо, воодушевившее царя на борьбу с поляками, как на своего личного сторонника и заступника. Не задолго до своей смерти Хмельницкий, уже сильно больной и не могший сидеть, когда пришли к нему наши послы, встал однако с постели и, поддерживаемый слугами, пил за здоровье государя, его семьи и за патриарха Никона – «милостивого заступника и ходатая» .

Никон не ограничивался однако только нравственным воздействием на царя и окружающих его лиц в видах воодушевить их на борьбу с поляками, но и принимал деятельное участие в самом ходе военных действий, всячески стараясь содействовать их успеху. Так, во время приготовления к походу Никон из своих патриарших средств, как он выражается в письме к царю, «тебе, великому государю, 10,000 челом ударил на подъем ратным» , По распоряжению Никона с монастырей собирался и отсылался в армию хлеб, собирали с монастырей и архиереев подводы для армии, лошадей, и все это Никон отсылал в армию при своих письмах к государю. Опись посланного Никоном в армию дошла и до нас . Кроме того Никон строил боевые топорки, бердыши, длинные лишали для пехоты, посылал ратных людей к Динабургу и в другие места. Тщательно наблюдая за ходом военных действий Никон посылал царю в действующую армию свое благословение и одобрение, высказывал свое мнение где и как войску нужно действовать. Так, о Василевиче и Поклонском (шляхтичах), бывших сначала сторонниками подчинения царю, а потом ему изменивших, пишет, «что их проклинать невозможно». Царь завязал переговоры с литовским гетманом Радзивилом, перешедшим на сторону шведского короля, в видах убедить его подчиниться царю. По этому случаю Никон писал царю, «чтоб Радзивила не призывать, а ево и так Бог предаст». Посылал царю благословение идти походом на Минск и Вильну, писал царю, чтоб за ним не только была Вильна, но чтобы он добывал себе и Варшаву и Краков и всю Польшу; прислал ему благословение «писатца великим князем литовским», писал государю, что он – Никон послал в полк к Петру Потемкину донских казаков с тем, чтобы они морем напали на Стокгольм и другие места, в видах заставить шведов оставить прибалтийский край; давал царю совет, «чтоб Трубецкой воевать начал поранее». Из приведенных данных видно, что Никон очень усердно и добросовестно исполнял, даже в военном отношении, свои обязанности великого государя, что он, как человек пылкий и увлекающийся, уже мечтал о завоевания и присоединении к Москве всей Польши, о возможности морского похода донских казаков на Стокгольм и разные побережные места Швеции, о закреплении за государем титула великого князя литовского, сильно заботился о поддержании боевого пыла и уверенности в победе среди армии, которой он посылал не только свои специальные патриаршие благословения, но нарочно послал и животворящий крест.

Как настоящий великий государь Никон даже входил лично от себя в сношения, хотя и по своим делам, с иностранными владетельными особами и представителями иностранных православных церквей, титулуя себя, как и царь, в грамотах к ним, великим государем. Так в грамоте к валахскому воеводе Стефану (l-го Дек. 1657 г.) он титулует себя: «Никон, Божиею милостию великий господин и государь, архиепископ царствующего града Москвы и всеа великия и малые и белые Росии и всеа северные страны и помориа и многих государств патриарх». Также титулует он себя и в грамотах к мутьянскому владетелю Константину, к молдавскому митрополиту Гедеону и к угро-влохийскому митрополиту Стефану. В другой грамоте к молдавскому владетелю Стефану, отвечая на грамоту к нему последнего, пишет: «и мы великий государь и архипастырь, вас извещаем, яко великий государь... его царское величество, и мы великий государь, не точию вас, но и не единого от православных суетными надеждами питати необыкохом»,.. Грамоты в конце имеют такую дату: «Дан в царствующем великом граде Москве, в дому преславные Царицы – Богородицы, в лето от воплощения Бога Слова 1657, месяца декабря дня 1-го» .

Так Никон достиг самым блестящим образом своей ближайшей цели. Он сделался не только самостоятельным, независимым от светской власти церковным правителем, но, рядом с царем, вторым великим государем, имевшим прямое влияние на весь ход дел государственных, которые от него зависели почти столько же, сколько и от первого – действительного государя, так как последний во всем полагался на своего «собинного друга», на все смотрел его глазами, подчинялся его авторитету и водительству. Как же Никон воспользовался своею необычайною громадною властью, какое употребление он сделал из нее в интересах освобождения церкви от подчинения ее государству, в интересах улучшения и возвышения положения духовенства как в государстве так и в обществе?

В грамоте к константинопольскому патриарху Дионисию Никон пишет, что бояре несправедливо упрекали его в том, что он будто бы сам назвал себя великим государем и вступается во многие государственные дела, почему де он и отвечал на упреки бояр следующее: «ниже величания мы восхотехом, ниже великим государем назвахомся собою, ниже в царския дела вступахом, токмо аще о правде какой глаголах ом, или от беды кого избавихом, – и сего ради мы архиереи бываем» , т. е. Никон, вопреки правде, уверяет константинопольского патриарха, что будто бы все его вмешательство в государственные дела состояло только в том, что он о правде какой говорил государю, или кого от беды избавлял, но не более. В действительности, как мы видели, дело стояло совсем не так: Никон вступался во все государственные дела, стремился руководить ими и действовал в них как настоящий великий государь. В каком духе и направлении Никон проявлял свое государствование в делах государственных, и как на это смотрели современные ему государственные деятели, это видно, между прочим, из следующих слов донесения государю бояр Одоевского и Стрешнева и дьяка Алмаза Иванова, посланных государем к Никону в Воскресенский монастырь в июле 1663 года по делу Бабарыкина: «неправды всякия учал чинить он, Никон, будучи на патриаршестве, преобидя Божии законы: учал вступаться в ваши государевы во всякия царственные дела и в градские суды, и учал писаться великим государем, и памяти указные в приказы от себя посылал и дела всякия, без вашего великого государя указа, из приказов имал, и учал многим людям чинить обиды: вотчины отнимать, и людей и крестьян беглых принимать и всякия обиды чинить, и тебе, великому государю, о тех его обидах многое челобитье. И то он делал не архиерейски, противно предания святых отец» .

Как великий государь святейший патриарх Никон держал себя по отношению к самым знатным и родовитым боярам, стоявшим во главе разных правительственных учреждений, это мы хорошо знаем из слов современника- очевидца правительственной государственной деятельности Никона. Диакон Павел Алепский, как очевидец, рассказывает следующее: «бояре прежде входили к патриарху без доклада привратников; он выходил им навстречу и при уходе шел их провожать. Теперь же, как мы видели собственными глазами, министры царя и его приближенные сидят долгое время у наружных дверей, пока Никон не дозволит им войти; они входят с чрезвычайною робостью и страхом, причем, до самого окончания своего дела, стоят на ногах, а когда затем уходят, Никон продолжает сидеть». В другом месте тот же Павел Алепский говорит: «пред своим отъездом (на войну) царь поставил на место себя полномочного наместника и нескольких министров. Из них на каждого возложено одно дело; высшее же решение принадлежит наместнику. Наблюдателем над всеми он поставил патриарха: ни одно дело, важное или незначительное, не делается иначе, как с его совета и по докладе ему министрами каждое утро. Обыкновенно ежедневно, рано по утру, министры являлись в приказ... Все министры, собравшись в диване, (оставались там), пока не прозвонить колокол патриарха: обыкновенно дверь у патриарха всегда бывает заперта, от одной службы до другой, и охраняется привратниками, пока не прозвонит колокол; тогда патриарх выходит во внешний диван. Бояре стояли у его дверей на сильном холоде, пока патриарх не приказывал их впустить. Так мы видали их своими глазами, ибо наш владыка патриарх, во все время отсутствия царя, ежедневно отправлялся к патриарху Никону узнавать от него о здоровья царя и какие получены, известия. Когда позволение было испрошено и наш владыка входил к нему... они садились для беседы, и толмач переводил их речи, пока не кончат. А бояре в это время сидели наруже, пока патриарх не позволит им войти. При входе их, он оборачивался к иконам, читал про себя Достойно есть, при чем все они делали земной поклон и оставались с непокрытою головой до самого ухода. Каждый из них, приблизившись, кланялся ему до земли, подходил под благословение и, в заключение, вторично делал земной поклон. Так подходили все под благословение, даже их маленькие дети поступали точно также. Патриарх разговаривал с ними стоя, при чем они докладывали ему все текущие дела, на кои он давал ответ, приказывая им, что должно делать. Как нам случалось видать, государственные вельможи вообще не чувствуют особенного страха пред царем и не боятся его, а наверно патриарха больше боятся. Предшественники патриарха Никона никогда не занимались государственными делами, но этот патриарх, благодаря своему проницательному, острому уму и знаниям, искусен во всех отраслях дел духовных, государственных и мирских, так как он был женат и на опыте ознакомился с мирскими делами. По окончании приема, патриарх опять оборачивался к иконам, пел вторично Достойно есть, и, обернувшись, благословлял бояр и отпускал их» . Понятно, что гордые своею породою и чванливые московские бояре кровно оскорблялись властным, надменным обращением с ними Никона, но до поры до времени принуждены были скрывать свои истинные чувства к нему, даже принуждены были всячески заискивать, добиваться милости и внимания со стороны сына мужика, так как расположение или нерасположение Никона тогда значило для них слишком много.

Крайне высокое и преувеличенное представление о себе, как настоящем, действительном великом государе Никон проявил не только властным вмешательством в дела государственные, в высокомерном отношении к тогдашнему родовитому правящему боярству, но, как замечали современники-очевидцы, и к самому царю Алексею Михайловичу, которого патриарх Никон стал заметно затенять собою и даже, будто бы, иногда дозволял себе прямо неуважительные и пренебрежительные отзывы о царе. В росписи спорных речей Иоанна Неронова с патриархом Никоном, поданной государю и, вероятно, для него написанной, приводятся такие речи Неронова: «было и о благочестивом царе у патриарха слово: мне-де и царская помощь негодна и не надобна, да таки-де на нее и плюю и сморкаю». В послании к царю от 27 февраля 1654 года из Спасо-каменного монастыря Неронов пишет: «слышах, о благочестивый царю, и твое величество от него, владыки (Никона), охуждаемо, и испоругаемо, и ни во чтоже поставляемо». Во время примирения с Никоном Неронов в глаза говорил ему: «дивлюся, – государевы царевы власти уже не слышать; от тебя всем страх, и твои посланники паче царевых, всем страшны, и никто же смеет с ними глаголати что, аще силою те озлобляеми теми. Затвержено у них: знаете ли патриарха!» И государю Неронов прямо говорил, при встрече с ним: «доколе, государь, тебе терпеть такову Божию врагу? Смутил всю русскую землю и твою царскую честь попрал, и уже твоей власти на слышать, – от него, врага, всем страх». Дьякон Федор в челобитной государю пишет: «а о том, государь, что у Никона патриарха слышал аз поносные слова на тебя, царя, – о том скажу, ново ты, государь, зная, пришлешь, или сам спросишь» . Грек архиепископ, проживавший в Москве, отражая, конечно, тогдашние ходячие московские воззрения на Никона, пишет государю: «от гордости является, державнейший царю, яко побеждашася зело и господин Никон, и просяше грамоты от царствия твоего пребеззаконные на возвышение нелепое свое... Не устраши его страх Соломона, глаголюща: не гордися пред царем... Не слуша Златоуста глаголюща: иже не слушает царя, Богу борется, И еще тому глаголющу: ничтоже бо еще прогневает Бога, якоже еже паче чести почитатися, но ослепи его гордость, возлюби бо паче славу человеческую, нежели славу Божию, вся бо дела творяще воеже видетися от человеков. Любяще бо первоседание в вечерах и первовозлегание и зватися от человек равви». Паисий Лигарид, в своем послании к Никону от 21 июля 1662 г. пишет, что царь показывал пред ним, Никоном, столько смирения, почтения и благоговения, «что многащи от синклита светлейшим начальником блазнитися, толиким нижайшим смирением от церковного достоинства» .

Таким образом Никон в своей деятельности стремился быть настоящим великим государем, и некоторое время действительно был им, самостоятельно управляя государством в течение двух лет, когда царь был на войне с поляками. Но государствование Никона было такого характера, что он вызвал к себе величайшее раздражение и ненависть среди тогдашнего высшего правящего боярского класса, кровно обиженного гордым, высокомерным отношением к нему духовного великого государя – патриарха. С течением времени характер государствования Никона вызвал полное разочарование в своем «собинном друге» и у самого государя, который в конце увидел и убедился, что Никон в действительности вовсе не таков, каким он представлял его себе ранее, что он, царь, сделал большую, серьезную ошибку, признав патриарха Никона великим государем, что это ведет только к разным неудовольствиям и даже смутам, к умалению престижа самой царской власти, не принося в то же время никакой действительной пользы государству и обществу. В виду этого государь велел сказать Никону, чтобы он больше не назывался великим государем и что впредь таким он больше почитать его не будет. Значит, государствование Никона не только не привело в конце к возвышению духовной власти над светскою – государственною, а как раз наоборот: оно всюду в государственной сфере возбудило и укрепило сознание, что существование у нас рядом двух великих государей – светского и духовного, для правильного, здорового государственного и общественного развития, дело решительно вредное и потому вовсе нежелательное, что в интересах государства и общества всегда следует иметь только единого светского великого государя, а патриарха иметь только как вполне подчиненное и во всем решительно от царя зависимое лицо, как это и было ранее до патриаршества Никона.

Если Никон, как великий государь, затенял собою самого царя, если он с самыми родовитыми и высокопоставленными московскими боярами держал себя очень властно и высокомерно, требовал от них послушания себе, подчинения и почтения, заставлял их часами дожидаться на крыльце у себя, не дозволял им садиться при себе, и как должное принимал их земные поклоны пред ним, чем он крайне вооружил их против себя, создал из них себе непримиримых врагов; то, может быть, он совсем иначе относился к своим собратьям архиереям и всему духовенству, старался сблизить и объединить их с собою, старался поднять и возвысить их самосознание, как представителей церкви, возвысить их в мнении общества и государства, сделать их более просвещенными и образованными и потому более сильными, влиятельными и авторитетными в обществе, чтобы самому себе и своим идеям и планам найти в них надежную опору и поддержку против натиска и притязаний светской власти? Ничего подобного в действительности не было, Никон поступал как раз наоборот.

Сделавшись великим государем, Никон крайне гордо и даже презрительно относился к своим сослужителям и братьям архиереям, обидно и больно давая постоянно чувствовать им свою великую власть над ними и их полную зависимость от него. Вятский епископ Александр писал, что Никон, при своем поставлении на патриаршество, дал обещание: «братии своей о св. Духе и сослужебникам всем: преосвященным митрополитам, архиепископом и епископом патриаршества его – российского царствия, любовь духовную имети, и яко братию тех почитати, и сице любити, яко же владыка наш Господь Христос возлюби своя ученики и апостолы... И по толице обещании странно за рабы святительский чин вмени и толико ругался, яко сошедшимся архиереом к сенным дверем крестовые палаты, на переднем крыльце часа два или три сидети, я не единому даде слово рещи пред собою,ниже молбы тех выслушав о исправлении церковных вещей, но странно поработи тех, и люте нападал на братию свою, и страдатн многих устрой и умиленне плакати» . Стрешнев, в своих вопросах Паисию Лигариду, говорит: «Никон никогда не изволил называть архиереев братиею своею, но почитал их вельми нижайших для того, что от него были освященныя». Даже более. Никон дозволял себе по отношению к архиереям грубые и прямо оскорбительные выходки. Антиохийский патриарх Макарий на соборе 1666 года, как самовидец, показывал: «да он де, Никон патриарх, в соборной церкви в алтаре, во время литоргии, с некоего архиерея снял шапку (митру) и бранил всячески за то, что кадило держал за кольца, а не за цепи». Павел Алепский рассказывает, что когда в Москву прибыл и представился Никону сербский пекский патриарх Гавриил, то Никон «сильно бранил его (Гавриила) и запретил ему даже произносить своими устами слово патриарх (т. е. запретил ему называться в Москве патриархом). Сербский архиепископ видя, что патриарх Никон распоряжается им и кричит на него, как на одного из своих архиереев, поспешил поскорее выехать из России, хотя и приехал в нее в видах остаться у русских навсегда. Этого сербского патриарха, или, как Никон приказал титуловать его, архиепископа, в селе Пушкине побили крестьяне, принадлежавшие патриарху, но Никон не дал по этому делу управы .

Причина, почему Никон так пренебрежительно относился к своим собратиям о св. Духе и сослужителям – архиереям, почему он не хотел их признавать равными себе, заключалась прежде всего в том, что Никон не признавал одинаковости и равенства архиерейского сана по самому его существу. По его словам: «патриарх Христов образ носит на себе, градстии же епископи – по образу суть 12 апостол, сельстии же по – 70 апостол». Или, по его заявлению, «первый архиерей (т. е. патриарх) во образ Христов, а митрополиты, архиепископы и епископы во образ учеников и апостолов». Но если, по другому выражению Никона, «патриарх есть образ жив Христов и одушевлен», а другие епископы образ учеников Христа, то понятно, что как нет никакого равенства между Христом и его учениками, так не может быть равенства между патриархом и другими епископами. Другое основание, почему Никон, резко и решительно выделял себя, как нечто несравненно высшее, из ряда других архиереев, заключается, по заявлению Никона, в том, что большинство тогдашних русских епископов были его ставленниками и, как такие, обязаны были всячески почитать его и оказывать ему безусловное послушание. Никон говорил, «что тогдашние русские архиереи его поставленники многие и им де его, патриарха, почитать доведется, и о почитании-де и всяком послушании и каковым им во святительстве быть, – давали ему на себя письма за своими руками». Он заявляет, что архиереи при поставлении давали ему торжественное обещание: «аще что сотворит без нашего патриаршего ведома, да будет лишен, без всякого слова, всего священного сана». Значит, и по этой причине признавать Никону других архиереев братьями и равными себе – не приходилось, – он был не равен им, но «превысокий сравнительно с ними, «отец отцов», «крайний святитель», как он сам величает себя, а все другие архиереи – только его подчиненные, которых он в любой момент властен лишить самого сана «без всякого слова» . Но едва ли не главною причиною, почему Никон так надменно и пренебрежительно относился к русским архиереям, было то характерное обстоятельство, что Никон имел о тогдашних наших иерархах самое невысокое представление, как относительно их нравственных качеств и всего поведения, так и относительно уровня их умственного развития и знаний и, особенно их, отношений к светской власти. Так Никон отзывался о псковском архиепископе, что он «и стар да глуп», о новгородском митрополите, местоблюстителе патриаршего престола, говорил: «Питерим-де митрополит и того не знает, почему он человек». В письме к боярину Зюзину Никон выражается о тогдашних архиереях вообще: «не невесть твое благородие, яко архиереи все наше рукоположение, но не мнози по благословению нашему служат Госдодеви, а иже не благословен, ничто-ж разнствует со отлученным». Про судивших его на соборе 1660 года русских архиереев Никон говорит, что за такое беззаконие их необходимо постигнет гнев Божий, да многих уже постиг, «овий вином сгорел, ин удавился, ов инако, злопострадав, умре, якоже вси знают о сем». В июле 1663 года Никон говорил посланным к нему в Воскресенский монастырь, боярину Одоевскому и астраханскому архиепископу Иосифу: «а нынешние архиереи, чтоб им архиерейства не отбыть, поборают по неправде... Нынешние архиереи не хотят пострадать за истину, что б славы и чести архиерейства не отбыти». В другом случае Никон заявляет: «ныне архиереи, оставя свое достояние священническое, кланяются царем и князем, аки преобладающим, и о всем спрашивают и чести ищут». И это понятно. Царь велит избирать и поставлять в архиереи только тех, «его ж любит», почему все такие архиереи «не избрани от Бога и недостойны», они, по писанному: «оставя свет, возлюбили тьму, оставя правый путь, ходят во стезях погибели, осуетишася в помышлениях своих». В письме к самому царю в декабре 1662 года, Никон говорит, что если требования канонических правил будут приложены к русским архиереям, «то мню, яко не един архиерей, или прествитер, останется достоин», но все они «сами ся постыдят и осудят от святых правил, зряще их (правила)» .

Если Никон, по словам вятского епископа Александра «святительский сан за рабы вмени» если он позволял себе и архиереев всячески ругать и кричать на них; то уже по одному этому можно представить, как он относился к низшему духовенству, которое тогда было относительно архиерея тяглым, податным сословием, обложенным в пользу архиерея и его многочисленных светских чиновников всевозможными податями и налогами, которые к тому же архиереи предписывали собирать с духовенства без всякой пощады. Священник был тогда пред архиереем буквально во всех отношениях бесправный и беззащитный человек; архиерей мог делать с ним все, мог всегда так или иначе распорядится им, не давая никому отчета за такие или иные свои отношения к епархиальному духовенству. И не только сам архиерей, но и его светские чиновники делали с духовенством все, что им угодно, так как бедному, забитому рядовому духовенству не у кого и негде было найти на них управы, – сами архиереи стояли на стороне своих чиновников. Особенно на белое духовенство архиереи, как монахи, смотрели всегда с известным пренебрежением, как на людей плоти и мира, трактовали всегда его как что-то по самому существу, по самой своей природе, низшее, грубое и житейски-материальное по сравнению с отрекшимися от всего житейского, мирского и материального иноками, архиереи-иноки только терпели, только снисходили к этому плотскому, мирскому духовенству ради плотских, мирских людей. Но Никон и в этом отношении превзошел всех. Для него священник, как правомочный пастырь церкви, имеющий и право и назначение чрез совершаемые им таинства вести свою паству ко спасению, есть что-то аномальное и самочинное. Никон по этому поводу рассуждает, что слова Господа: елика аще свяжете на земли, будет связано на небеси, и елика аще разрешите на земли, будет разрешена на небеси, относятся только к апостолам и их преемникам-архиереям и ни к кому более, – никак не к священникам. «Архиереом дадеся такая власть от Господа, говорит Никон, еже вязати и разрешати грехи, а не просто священникам, яко же последование в молитвословии показует. Но обаче, аще и от обычая такое самочиние привниде, терпят царие и князи священническое запрещение и разрешение, правду мнят быти, кольми паче подобает архиереов слушати, а не судить. О них же (архиереях, а несвященниках) Господь рече: слушаяй вас, Мене слушает и т. д». Значит, все пастырския полномочия, какие Христос давал своим ученикам, Никон приурочивает только к одним архиереям, а если после пастырские права и полномочия стали приурочивать и к священникам, то это явление в действительности есть незаконное, есть только проявление самочиния. Или, например, Никон, по поводу приводимого против него правила: «аще кто досадит цареви, или князю без правды, аще есть причетник, да извержется, аще мирской человек, да отлучится», заявляет: «зде речение св. апостол: аще кто досадит без правды, аще есть причетник, да извержется, – причетник, а не архиерей: ина бо слава солнцу, и ина слава луне, и ина слава звездам, рече апостол», Значит, по мнению Никона, священника, досаждающего царю без правды, извергнуть можно, а архиерея никак нельзя, и это потому, что архиерей и священник есть две несоизмеримые величины, которые никак нельзя сопоставлять между собою .

Но если между простым архиереем и священником существует такая громадная разница, что сопоставление их между собою, как однородных в известном отношении сил, решительно неправильно и незаконно; то между патриархом и обыкновенным клиром конечно существует уже неизмеримое расстояние: это два церковных полюса, не имеющих непосредственных точек соприкосновения, из которых один весь постоянно внизу, а другой неизменно вверху. Действительно священники, с прочими членами клира, были, в глазах патриарха Никона, такою ничтожною величиною, что он, стоявший и в церкви и в государстве так необычно высоко, вовсе и не думал сколько-нибудь заботиться и пещись о них, а тем более входить в их нужды, потребности, интересоваться их положением среди паствы и т. под. Вятский епископ Александр в челобитной царю пишет: «проходил ли Никон своея паствы грады, быв в митрополитах в Нове-граде, тако же и в патриархах – своея области градов, уча ко благочастию? всяко не проходил, точию благочестивые священно – архимандриты и игумены, и протопопы и попы гонял, а последующих воли его, мира сего мудрование имущих, любил, но и тем пакости многи творил» . Значит, по свидетельству вятского епископа Александра, Никон был очень небрежный и нерадивый, а в то же время очень суровый, пристрастный и несправедливый епархиальный архиерей, при котором всему епархиальному духовенству жилось очень плохо, так как все испытывали только его тяжелый гнет и несправедливости.

Никон постоянно настаивал на том, что мирские люди не могут судить духовных лиц в Монастырском приказе, основанном при Алексее Михайловиче, за что Никон, но оставлении патриаршей кафедры, жестоко укорял и обличал царя. По этому поводу Паисий Лигарид, в своих ответах на вопросы Стрешнева, ставит Никону такой вопрос: «учинил ли коли-нибудь таков суд Никон, сидел ли коли-нибудь на своем судебном месте, что б слушал жалобы и зависти чьей-нибудь?» И отвечает на поставленный войрос: «николи! только он держал мирских, которые судили в его приказе, и челобитные раздавал людем своего двора, и они некогда прямое, кривым чинили, а кривое – прямым. Так ли делают судии? так ли патриархи относятся к сынам своим, которые (т. е. патриархи) суть отцы отцем?» На поставленный вопрос, Никон так отвечает Паисию Лигариду: «а еже глаголишь, яко аз николи же сидел на своем судебном месте что б слушал жалобы и зависти чьей-нибудь, только он держал мирских, которые судили в его приказах и челобитные раздавал людем своего двора, – и сие не без правды, еже мирским людям – судиям быть под повелением патриаршим. Сие и у всех обретается митрополитов и епископов в России, обаче же патриаршеский уряд по закону мирских людей иметь, якоже я карфагенского собора показует правило 76-е: да не стужают епископу, да будут местницы». А под местницами разумеются мирския лица, с согласия царей поставляемые при епископах. «Местницы же, говорит Никон, казнители суть церковнии, да противятся насилию и мучительству богатых и отлипают убогия от насилия их. А епископы того ради не стужаемы бывают» .

Так Никон, отрицая право судить духовных лиц в Монастырском приказе, потому что там судят мирские лица, с удивительной непоследовательностью сам суд над всем духовенством патриаршей области передал в руки своих мирских служилых людей, принадлежавших к патриаршему дому, так сам он, по его собственному сознанию, действительно никогда не сидел на своем судебном месте, уступив его своим светским чиновникам. Такой порядок – судить патриарху подчиненное ему духовенство чрез мирских лиц, Никон находил не только правильным, оправдываемым установившимся в русской архиерейской практике обычаем, но даже согласным с соборными каноническими постановлениями, хотя в это время царю уже подано было «Моление всего освященного собора, чтоб патриаршим приказным освященного чину не судить» , а чрез три – четыре года после этого собором 1667 года постановлено было, чтобы архиерейские светские чиновники совершенно устранены были от всякого участия в делах епархиального управления и суда, так как это явление антиканонично, – суд и управление епархиальными делами могут совершаться только при участии духовных лиц. – Понятно, что Никон в действительности восставал против Монастырского приказа не потому собственно, что в нем судили мирские судьи, а единственно потому, что Монастырский приказ был строго государственным учреждением, от патриарха ни в чем независимым, а значит, по убеждению Никона, и не имевшим права судить духовных лиц, повинных суду только патриарха и архиерея, хотя бы последние и судили духовенство чрез мирских только лиц.

В каком ужасном, невозможном положении находилось при Никоне управление громадной патриаршей областью, что в ней творили его доверенные светские чиновники, которые ведали всем епархиальным управлением и судом, что приходилось от них терпеть и выносить особенно бедному сельскому забитому и беззащитному духовенству, это прекрасно видно из челобитной, написанной для государя, в которой яркими чертами изображаются порядки, царившие при Никоне в патриархии.

Челобитчики пишут государю: «Никон прежния пошлины с духовенства за рукоположение брать не велел, только новый порядок установил: ставленникам велел привозить отписки от десятильников и от поповских старост, где кто в какой десятине живет; за такою отпискою пройдет недели по две и по четыре, да харчу станет рубль и два; приедет с отпискою к Москве и живет здесь недель по 15 и по 30, и становится поповство рублей по пяти и по шести, кроме своего харчу, дают посулы архидиакону и дьякам; иные волочатся в Москве недель 10 и больше, да отошлет ставиться в Казань. Иные ставленники пропадают и безвестно живот свой мучат в Москве, к слушанью ходят, да насилу недели в две дождутся слушанья, ждут часу до пятого и до шестого ночи, зимнею норою побредет иной ночью к себе на подворье да и пропадет без вести, а нигде на патриархове дворе пускать не велено. При прежних патриархах, кроме Иосифа, ставленники все ночевали в хлебне, а при Иоасафе патриархе ставленники зимнею порою все дожидались в крестовой, а ночевали в хлебне безденежно; а ныне и в сенях не велят стоять, зимою мучатся на крыльце. При прежних святителях до самых крестовых сеней и к казначею, и к ризничему, и в казенный приказ, рано и поздно, ходить было невозбранно; а ныне у святителя устроено подобно адову подписанию, страшно приблизиться и ко вратам, потому что одни ворота и те постоянно заперты. Священники и не смеют ходить в церковь к благословению, не то что о неведомых вещах допросить, только всегда, во всякое время невозбранно ходят к благословению женки да девки: тем ныне время и челобитные от них принимает невозбранно. Ныне в Москве вдовые попы служат: или они святы стали? или об них знамение с небеси было? а бедным сельским запрещено, иной останется с сиротами, с пятью, шестью и больше, сами и землю пашут. Патриаршая область огромная: иные места верст на 800 от Москвы, и прежде попы отсюда ставились у ближних архиереев; патриарх Иосиф это запретил, желая собрать себе имение: и теперь так остается. Иосиф же попам перехожих грамот давать не велел по городам с десятильнических дворов, а велел давать на Москве явь казенного приказа, хотя обогатить дьяка своего Ивана Кокошилова да подьячих. Перехожая становилась иному беззаступному попу рублей но 6, 7, 10 и 15, кроме своего харчу; волочились недель по 20 и 30, а иной бедный человек поживет в Москве недель 10 и больше, да проест рублей 5, 6 и больше, и уедет без перехожей; многие по два и по три раза для перехожих в Москву приезжали, а без них попадьи и дети их скитаются меж дворов. Святитель Никон всего этого очень держится, а в правилах написано от церкви к церкви не переходить. И священники отнюдь из воли от церкви к церкви не преходят, изо ста не найдется пяти человек попов, которые бы переходили из воли – без гонения, все переходят рыдая и плача, потому что попов и дьяконов по боярским и дворянским вотчинам в колоды и цепи сажают, бьют и от церкви отсылают. Хотя которому попу и бить челом тебе, государю, но за тем ходить будет полгода или год, да поп или дьякон насилу прав будет, потому что и в приказ даром сторожа никакими мерами не пустят, а к подьячему или дьяку и поминать нечего. Когда было у патриарха приказано в казне Ивану Кокошилову, то людям его раздавали по полтине и по рублю, а самому рублей по 5 и по 6 деньгами, кроме гостинцев, меду и рыбы, да еще бы рыба была живая, да жене его переносят гостинцев мылом и ягодами на рубль и больше, а если не дать людям, никакими мерами на двор не пустят. Если и придется кому заплатить за бесчестье попа и дьякона, то бояться нечего, потому что, по благому совету бояр твоих, бесчестье положено очень тяжкое мордвину, черемису, попу – пять рублей, да четвертая собака – пять же рублей! И ныне похвальное слово у не боящихся Бога дворян и боярских людей: бей попа что собаку, лишь бы жив был, да кинь пять рублей? Иноземцы удивляются, а иные плачут, что так обесчещен чин церковный! Года два тому назад нового города Корсуня протопоп приезжал с святительскою казною, дьяку Ивану Кокошилову, и жене его, и людям рублей по 10 перешло от него и казну приняли; надобно было взять от него еще отписи, он тут денег не дал и за то волочился многое время и, не хотя умереть голодною смертью, голову свою закабалил в десяти рублях, да жене дьяка отнес, и она у него взяла. В это время, по твоему указу, бит кнутом за посул Крапоткин; дьяк испугался, чтоб протопоп не стал бить на него челом, да и скажи патриарху, как будто протопоп подкинул жене его 10 рублей, и патриарх приказал его же, протопопа, посадить на цепь и, муча его в разряде долгое время, в ссылку сослать велел, а вор по старому живет да ворует. А того отнюдь не бывает, чтоб старосту поповского, приехавшего с доходами, взять к себе в крестовую да расспросить о всяких мерах. При прежних патриархах, из которой десятины приедет староста поповский, сперва будет у патриарха в крестовой у благословения, святитель его пожалует, велит кормить и приказывает дьяку казну принимать не задерживая, и отдача тогда становилась с большой десятины рубля три и четыре дьяку, а подъячему рубля два или три, да проживет в Москве за отдачею 10 дней, много две недели, да всякий день приходит к святителю и святитель расспрашивает о всяких мерах и подачами жалует мало не всякий день. А ныне, за свои согрешения, всего того лишились. Да он же, святитель, велел во всей области переписать в городах и уездах и данью обложил вновь, да в окладе же велел положить с попова двора по 8 денег, с дьяконова по алтыну, с дьячкова, Пономарева и просвирнина по грошу, с нищенского по две деньги, с четверти земли по 6 денег, с копны сена по две деньги. Татарским абызам жить гораздо лучше! Никон же велел собрать во всем государстве с церквей лошадей, да челом ударил государю (в 1655 году), да и тут лошадей с 400 или с 500 разослал по своим вотчинам. Видишь ли, свет премилостивый, что он возлюбил стоять высоко, ездить широко. Есть ли обычай святителям бранные потребы строить? Сей же святитель принял власть строить вместо евангелия – бердыши, вместо креста – топорки тебе на помощь, на бранные потребы» .

Приведенная челобитная есть крик отчаяния бедного, бесправного, в конец забитого и нередко просто нищего и голодного сельского духовенства, от которого его архипастырь, любивший «стоять высоко, ездить широко», отгородив себя целою неприступною стеною, чтобы не иметь с ним никаких непосредственных сношений, чтобы жалкое, нищее сельское духовенство не смущало его высокого покоя указанием на свое тяжелое, во многих отношениях невозможное положение, чтобы оно не потребовало от него отечески-архипастырских забот и попечений о нем, о его вопиющих нуждах, лечения разъедающих его язв. Слишком ничтожно, слишком мелко было для Никона – великого государя заботиться и заниматься приведением в порядок, внесением правды и справедливости, уничтожением крайнего взяточничества, в своем епархиальном управлении; свое время, труд и энергию он затрачивал на контроль над государственными деятелями и учреждениями, в которым он, своими заботами и попечениями, стремился привить правду и справедливость, причем он не прочь был обличить и самого царя, если бы увидел, что тот в чем-либо уклоняется от правды и истины – это он считал своею священною архипастырскою обязанностью. Обращать же внимание на взяточничество, на невыносимую волокиту и всевозможные беззакония в своих собственных патриарших учреждениях и в управлении своею патриаршею областью, Никон, постоянно занятый высокими и широкими общецерковными и общегосударственными делами и вопросами, не имел ни времени, ни охоты, а потому его личное епархиальное управление страдало самыми вопиющими недостатками и злоупотреблениями, которые делали крайне тяжелою жизнь всего подведомственного ему духовенства.

Если Никон не обращал внимания на злоупотребления, царившие в его управлении патриаршею областью и нисколько не заботился об их уничтожении, о замене невозможных и нетерпимых порядков более лучшими и сколько-нибудь сносными, за то он крайне строго и сурово карал всех тех подчиненных ему лиц, которые совершали, по его мнению, какой-либо проступок, – к таким лицам он буквально был беспощаден и просто жесток. О суровости Никона, доходившей до жестокости в расправе с подчиненными ему лицами, имеется целый ряд современных свидетелей, не исключая признаний и самого Никона. Мы не раз уже приводили характерное заявление Неронова самому Никону; «кая честь тебе, владыка святый, что всякому еси страшен и, друг другу грозя, глаголют: знаете-ли кто ты? зверь ли лютый, лев, или медведь, или волк?» Дьякон Федор в челобитной государю пишет: «не верь, государь, одному Никону, патриарху бывшему: мучительски вся творил, – не смел никто с ним слова молвить, – яко лев восхищая и рыкая. И ныне кажется ученик быти Христов, ноги умывает водою: а иным те же ноги ломает дубиною, а иным кнутом кожу одирает. Христос Спас наш тако не творяше, Ему же он будто подобится, летя везде. Спас наш, смирения нам образ дая, Сам бит был, а никово не бил». В одном современном обличении Никона говорится: «кому Спас наш Христос рече: аще отпущаете человеком согрешения их, отпустить и вам Отец ваш небесный? И паки: любите враги ваша, добро творите ненавидящим вас, благословите клянущих вы и молитеся за творящих вам обиду? Рцы ми, о Никоне, есть-ли ти часть в Христовых сих словесех? И почто преобидиша та? Или, вправду реку, ни от кого бо приобижен, но сам всех попреобидел еси. Известно сказати имать святая твоя совесть, яко сия воистину сице... О тебе блазнятся мнози и смущаются, зане архиерею ти бывшу, а милости плодов неимущу». Во всенародном прошении, поданном государю, говорится: «глаголющая ему (Никону) правду – умучи, и священного чина и холопей твоих – нас, и сирот, И клеветал тебе на когождо, заточением и великими ругательствы облагаше, и насиловаше властью твоею государевою», Павел Аленский о характере управления Никона говорит следующее: «Никон, сделавшись патриархом, немедленно сослал в заточение в Сибирь трех протопопов с их женами и детьми, из коих один был царским протопопом. Последний занимал такое положение, что мог наказывать, заключать в тюрьму и налагать оковы на священников без дозволения прежних патриархов. Когда это произошло, водворился мир и все стали бояться Никона. Он доселе великий тиран по отношению к архиереям, архимандритам и всему священническому чину, даже к государственным сановникам. Он ни за кого не принимает ходатайства. Он-то заточил епископа Коломны я рукоположил туда впоследствии другого. Прослышав о чьем-нибудь проступке, даже об опьянении, он немедленно того заточает, ибо его стрельцы постоянно рыщут по городу и как только увидят священника или монаха пьяным, сажают его в тюрьму, подвергая всяческому унижению. Оттого нам приходилось видать тюрьмы, переполненные такими людьми, кои находятся в самом скверном положении, будучи окованы цепями по шее и с большими колодками на ногах». В другой раз, тот же Павел Алепский говорит: «от того отступился Бог и тот навлек на себя Его гнев, кто совершил проступок и провинился пред патриархом: пьянствовал или был ленив в молитве, ибо такового патриарх немедленно ссылает в заточение. В прежнее время сибирские монастыри были пусты, но Никон, в свое управление, переполнил их злополучными настоятелями монастырей, священниками и монахами. Если священник провинился, патриарх тотчас снимает с него колпак (скуфью): ото значит, что он лишен священнического сана. Бывает, что он сам сжалится над ним и простит его, но ходатайства ни за кого не принимает, и, кроме царя, никто не осмеливается явиться пред ним заступником. Разгневавшись на многих священников, он по справедливости сбрил им волосы и отправил вместе с женами и детьми в ссылку, чтобы там они окончили свою жизнь в злополучии. Такою строгостью он всех устрашил, и его слово стало решающим» .

Как Никон расправлялся с провинившимися перед ним лицами, это видно из расправы его с коломенским епископом Павлом, а также и из многих других случаев. При посещении Троицкой лавры, рассказывает Павел Алепский, «мы увидели в монастыре новую деревянную келью с одним только отверстием, без дверей; в ней заключены три человека. Мы осведомились о них и нам сказали, что это бывшие дьяконы, которые, когда умерли их жены во время язвы, оставили дьяконство и женились на других. Патриарх Никон, услышав о них, немедленно заключил их в оковы и прислал сюда, приказав построить для их заключения этот дом. Им не дают пищи, дабы они умерли от лишений. Когда мы смотрели на них, они громко зарыдали, так что сердце у нас разрывалось, и подали нашему учителю просьбу о дозволении постричься в монахи, в надежде, что патриарх избавит их от злой смерти, которая им угрожала. Впоследствии, по ходатайству нашего учителя за них, патриарх их освободил». В 1664 году Никон пишет архимандриту Иверского монастыря Филофею: «а из Торжку Рождествена монастыря строителя иеромонаха Герасима, за его безчиние, посмиреть: бить шелепы на соборе нещадно, чтоб иным так плутать и безчинствовать (было) неповадно». В 1666 году, тому же архимандриту, Никон пишет: «из Лисья монастыря взять старца Филарета в Иверский монастырь и посмирить бы ево вам шелепами, и велеть держать в черной службе». В том же году Никон приказывает архимандриту: «старца Диодора палками смирять гораздо, да посадить в тюрьму накрепко». На допросах обвиняемых Никон пускал в ход плети и пытки. По показанию одного из допрашиваемых, «он на пытке висел с часа два и тряска была... и патриарх-де велел ево и огнем жечь». Другой показывал: «патриарх де велел ево бить дубьем в монастыре у ворот, асам смотрел с крыльца, и сослал ево в Крестный монастырь с женою и детьми, а в дороге по селам монастырским – в селе Завидове и иных, велел ево бить по ногам дубьем же». Даже с женщинами Никон не церемонился: «патриарх велел женок бить: Федорову жену плетьми, а слесареву жену – кнутом». Недаром, конечно, от 9 декабря 1666 года наводились справки «тихим обычаем, чтоб нешумно: кому бывший Никон патриарх, будучи в Воскресенском, Иверском и в Крестном монастырех, старцом, служебником и крестьяном и сторонним людям чинил градцкое наказанье: велел бить кнутьем, и руки и ноги ломать, или пытать и казньми градцкими казнить, и кого имяны, и ныне где те люди, и нет ли кого из тех людей, пытанных или казненных, в мертвых». Уже одна возможность со стороны правительства, хотя бы «тихим обычаем и не шумно» наводить о Никоне подобные ужасные справки, – достаточно говорит сама за себя. Впрочем, даже в соборном приговоре 1666 года о низложении Никона, отцы собора сочли нужным заявить, что Никон «отца своего духовного велел без милости бити, даже обезвечену ему на ногу быти, яко же сами язвы его видехом» .

Никон жестоко расправлялся с провинившимися в чем либо пред ним лицами, подвергая их всяким пыткам и истязаниям, но это было еще не все. По его собственному заявлению случалось и так, что он, патриарх, и собственноручно бил разных виновных лиц, и иногда бил их в церкви и даже в алтаре. Что особенно характерно, так это то, что такую личную кулачную расправу, и даже в алтаре, Никон считал вполне законною и приличною для патриарха, как будто бы основывающуюся на примере самого Христа, на правилах св. апостол и св. отец. Отвечая на обвинения Паисия Лигарида, Никон пишет: «а еже бывшу ми на Москве, яко же совопросник глаголет, подобает-ли архиерею бити и ударяти и в ссылку сослати, что все делал Никон, – и на то есть правила св. отец и законы царские, которые церковь святая приемлет за едино со апостольскими правилами», и затем приводит по Кормчей выписку из законов Юстиниана, из правил двух поместных соборов и делает такой вывод: «видел-ли, ответотворче, управление святых и богоносных отец, – тако и у нас бысть с царским советом – местницы на то, кому доведется какое наказание. И еже в церкви смиряли мы овогда, а иногда рукою по-малу, того не отрицаемся творить и ныне врагом и безстрашным людям по образу Христову и по правилам св. апостол и св. отец. Не погрешит истины и ныне, яко кто взем бич изгонит из церкви соборной прелюбы творящих и прочая беззакония» .

Конечно, жестокость Никона к подчиненным можно объяснять так называемым духом времени, – время было жестокое, тогда все так поступали. Но несомненно и то, что в указанных поступках Никона совсем отсутствовал дух истинного христианского архипастырства. Это и тогда хорошо видели и понимали, несмотря на дух времени, многие лица, которые вовсе не допускали той мысли, чтоб жестокие действия Никона были законны и справедливы, могли быть свойственны главе архипастырей русской церкви, могли быть терпимы в церкви Христовой. Напротив, поведение Никона и тогда очень многих возмущало, как зазорное и нетерпимое для истинного архипастыря церкви. Именно, в виду несогласия поведения и поступков Никона с представлением об истинном архипастырстве русские архиереи и подавали царю челобитную, в которой указывали ему, имея в виду Никона, каков должен быть его преемник, в каких отношениях он должен находиться к другим архиереям и какими качествами он должен обладать, чтобы быть истинным архипастырем церкви, а не таким, каким был Никон. «Царствующего града первого седалища епископа, говорится в челобитной царю от лица архиереев, рекше патриарха, избирати (государь благоволи: священное писание протолковати могуща и разумеюща все божественное писание со испытанием, и священные правила св. апостол и св. отец известно ведуща, в летех же совершенна суща и добродетельми и крайним смиренномудрием цветуща; своея же воли исправити догматы неимущего советом, а недерзостно исправляюща; ревнителя же о благочестии и нестыдящася лиц; многолетня в чернечестве суща и в послушании, во еже обрезать своя ему воля крепко обучившася: красота бо старцев – со смиренномудрием высокое житие, а не своя воля; архиерею бо советливу подобает быти и ничто же дерзостию творити, да не многим соблазн и претыкание будет: во мнозе бо совете спасение бывает» . Очевидно, объяснять темные стороны, так сильно проявившиеся в управлении Никона суровым и жестоким духом времени, было бы несправедливо, а их приходится отнести главным образом, как это и делали современники Никона, на счет его личного характера и его личных качеств.

Если Никон, как патриарх и великий государь не был хорошим, добрым и заботливым о подчиненных правителем, если его подчиненным всех рангов и положений приходилось очень много терпеть и страдать от его сурового и раздражительного характера, от его гордого и высокомерного обращения со всеми, то, с другой стороны, Никон оказался самым заботливым хозяином – скопидомом, который употреблял все усилия, пускал в ход все преимущества своего исключительного положения в церкви и государстве, чтобы только как можно больше приобрести себе всяких материальных средств и выгод, сосредоточить в своих руках возможно обширные и доходные земельные владения и скопить у себя значительные сокровища.

Павел Алепский сообщает, что Никон, пользуясь своим влиянием на царя, постарался увеличить свои земельные владения, сравнительно с владениями своих предшественников патриархов, и действительно довел их до громадных размеров, так что сделался богатейшим человеком после царя. «Этот патриарх, говорит Павел, имеет большое влияние на царя, и потому, в то время как прежде было пожаловано от царя патриархии угодье 10,000 крестьянских домов, Никон довел их число до 25,000, ибо, всякий раз, как умирает кто-либо из бояр, патриарх является к царю и выпрашивает себе часть крестьян и имений умершего. Он взял также себе во владение много озер, кои приносят ему большой доход от соли и рыбы... Патриарх Никон взял себе половину дохода монахов, так что его ежедневный доход составляет, говорят, 20,000 рублей. Доход его с церквей этого города (Москвы) и окрестностей составляет 14,000 рублей в год; со всякой церкви (взимается), по числу ее прихожан, с самой бедной – рубль» . Павел Алепский преувеличивает дело. Но другие, современники – русские, более его осведомленные и понимающие дело, в один голос свидетельствуют, что Никон действительно, пользуясь своею громадною, исключительною властью не только в церкви, но и в государстве, постарался разными средствами сосредоточить в своих руках огромные земельные владения. Особенно обиженный и обобранный Никоном бывший коломенский, а потом вятский епископ Александр в челобитной государю сильно обличает Никона. Он пишет: «не в пустынях разжился (Никон) вещми века сего, властне взят патриаршего дома казну и других епископий, и всего царствующего града Москвы и других городов выморных домов животы; едва и твоей государевой Цареве казне не коснулся-ли. Великим бо обозом от царствующего града изыде в свой новый Иерусалим и урядством дивным, и ни неволею гоним, разоряя бо и грабя пустынные места, казну тех к себе присовокупил... О сих воистину дивимся, благочестивый царю, яко будучи он, Никон, год и два месяца недостаток харчев терпел, и от скудости в другий свой монастырь и в третий отшед, который на море. Но и в скудости до трехсот подвод запасы имел, и если бы свидетельствовать истинными свидетельства путь оного, имже идяше, подобно рещи: яко огнь хождение того, убогих домы пожигая граблением... Вправду он, Никон, святые Божия монастыри до большего убожества привел, строя свой новый Иерусалим и другие два монастыря, многим скорбь и безчисленную пакость содея». В всенародном прошении, поданном государю, говорится: «толикая здания каменного строения вновь обители начат строити, древняя же пустынная места раззорив, в потребу на славу Христову созданныя. Сими убо, о колико скорби люди Божия и святым местом пакость не малу сотвори». В одном современном обличении Никона говорится: «которой образ показал еси, о Никоне, вверенному ти стаду, и како пользовавшеся от тебе и каковы плоды милости показал еси? Се ли милости плоды: яко грады и насады и обозы строя, многих плакати сотворил еси? Сице и мнимый твои Иерусалим с другими двема обительми строя, епископию и множество пустынных мест раззорил еси, чрез правила св. апостол и св. отец». Дьякон Федор пишет: «яко пса изнаша его (Никона) земных ради, а не духовных, – за землю и за вотчины, а не за Христа и за церковь. И вси они своих си ищут, а не яже Христа Исуса, но апостолу. Похищаяй бо тот волк, Никон, яко разбойник грабя себе и святых монастырей села и вотчины, и у князей такожде отемля всяко и к своим прилагая. И многие князи ослезил, и монастыри оскорбил и разорил, и простых крестьян тяжкими труды умучил» .

Таким образом современники единогласно заявляют, что Никон, будучи патриархом, свою громадную церковную власть, свое исключительное положение в государстве, свое влияние на царя, употребил как средство скопления в своих руках громадных имуществ, которые он приобретал всякими способами, будто-бы даже раззоряя, в интересах наживы, старые монастыри и пустыни, заставляя плакать князей и бояр, земли которых, под тем или другим предлогом, он присваивал себе, или им построенным монастырям. Некоторые современники, как мы видели, даже выражают ту мысль, что Никон и самого патриаршества был лишен в действительности вовсе не за церковь, или за что-либо духовное, а за землю и за вотчины, которые он так неразборчиво приобретал. Выходило, по их представлению, как будто так, что хищническая политика Никона, грозила в дальнейшем чрезмерным увеличением патриарших владений, раззорением слишком многим, и потому по этой только причине Никона необходимо было удалить с патриаршей кафедры. Вылили какие либо действительные основания современникам так смотреть на дело? Были.

Никон, как патриарх, наследовал от своих предшественников обширные земельные владения, с населяющими их многочисленными крестьянами, которыми он управлял независимо от какого бы то ни было вмешательства государственных чиновников, так что в своих землях он являлся вполне самостоятельным и независимым управителем. Но принадлежащими патриаршей кафедре обширными земельными владениями Никон не довольствовался, а употреблял все средства еще более увеличить их. В Уложении царя Алексея Михайловича, под которым подписался и Никон, запрещалось патриарху и архиереям вновь увеличивать их земельные имущества. Но Никон, сделавшись патриархом, вопреки закону, пользуясь своим влиянием на царя, постоянно выпрашивал у него новые вотчины, поместья и всякие угодья, и царь не отказывал этим противозаконным домогательствам своего любимца, так что патриаршие владения все более увеличивались. Но этого мало. Никон построил три новых монастыря: Воскресенский (Новый Иерусалим), Иверский и Крестовый (Огаврос), которые не были приписаны к патриаршей кафедре, а составляли личную собственность самого Никона, который поставил своею задачею эти три монастыря сделать, по возможности, самыми богатыми в ряду других русских монастырей. Он просил государя и тот наделяет от себя Никоновские монастыри землями, селами, деревнями, пустотами, разными угодьями, озерами и речными рыбными ловлями, соляными варницами с соляным заводом, амбарами, двором и пр. В самой Москве царь дарит Иверскому монастырю подворье в центре города, а сам Никон жертвует своему Воскресенскому монастырю бесприходную московскую церковь – Воскресения в Панех, с принадлежащею ей землею и лавками, чтобы построить здесь подворье Воскресенского монастыря. Никон, как патриарх, располагая огромными суммами, покупает у разных лиц и земли и поместья на свое имя и на имя своих монастырей, владения которых, благодаря всему этому, стали очень велики. Но и этим Никон неудовольствовался. К трем построенным им монастырям, с разрешения государя, приписано было из разных епархий 14 старых монастырей и пустынь со всеми их землями, угодьями, крестьянами и принадлежащими им капиталами. Все крестьяне закрытой Никоном коломенской епархии были приписаны к Воскресенскому Никонову монастырю. Одних приходских церквей на приписных к никоновским монастырям землях было до 50. Кроме того Никон, сооружая свой Крестный монастырь, обратился с окружною грамотою ко всем православным, приглашая их делать от себя пожертвования на сооружение святой обители и, вероятно, на призыв своего архипастыря отозвались тогда очень и очень многие, тем более что Никон в то время в своих властных руках держал милость и гнев не только относительно лиц духовных, но и светских. Жертвовать на монастыри всемогущего патриарха было тогда дня многих обязательно, а для некоторых делом и небезвыгодным и очень политичным. Даже те архиереи, у которых Никон отобрал монастыри со всеми их землями и всяким другим имуществом, которые таким образом лишались части своих доходов, в то время молчали и не смели восстать на защиту своих прав, так как все знали, как страшен и беспощаден бывает патриарх к тем лицам, которые безусловно и безропотно не подчиняются его воле и распоряжениям, какого бы рода они ни были . Кроме земель и всевозможных угодий Никон снабжал свои монастыри и разными огромной ценности предметами для церковно-религиозного употребления. Так в свой Иверский монастырь он послал икону Иверской Божией Матери, писанную на Афоне, или копию с нее, причем он украсил ее ризою, которую осыпал драгоценными камнями, так что вся икона, по словам самого Никона, стоила 14.000 рублей тогдашних, что при переводе на современные деньги (принимая рубль половины XVII века около двадцати нынешних) будет равняться не менее 250,000 р. т. е. четверти миллиона. Понятно, что в гармонии с этим приношением исключительной ценности, была устроена, конечно, вся церковная утварь, церковные облачения и проч., так что Никон в виде тех или других предметов церковного употребления вкладывал в свои монастыри огромные суммы. Вот что говорит об Иверском монастыре Павел Алепский, посетивший его вместе с антиохийским патриархом Макарием в то время, когда еще только что выстроен был вчерне монастырский собор. «Обозревали, пишет он, большую каменную церковь, которую выстроили в это лето каменьщики, коих было более трехсот. Она красивее, обширнее и выше соборной церкви в Москве. еще не была покрыта крышей. Вокруг нее выкопаны огромные основания для подвалов и хранилищ съестных припасов и напитков, для келлий и пр. Теперь у них заготовлено более 500,000 кирпичей для возведения окружной стены. Ризница монастырская в настоящее время деревянная. Царь дал монастырю для охраны двести стрельцов, а патриарх прислал недавно множество ружей, пороху и броней. Патриарх так восхищается этим монастырем, что выписал для него из франкских земель люстру т. е. большой полиелей, из желтой меди, величиною с большое дерево, с цветами, птицами и неописуемыми диковинками, ценою в 900 динаров (рублей). Он купил недавно около шестидесяти деревень с крестьянами за 60.000 динаров и пожертвовал их монастырю, сверх многих деревень, принадлежавших патриархии, а также не-

ческое описание ставропигиального Воскресенского, Новый Иерусалим, именуемого монастыря, стр. 505 – 524. сколько монастырей – метохов. Говорят, что постройка этого монастыря обойдется ему деньгами более миллиона. Он дал в угодье монастырю 180 рыбных озер, которые, по словам настоятеля, дают монастырю ежегодного дохода более 20,000 динаров, и 80 соляных озер для добывания соли» . Признаем, что цифры у Павла Алепского значительно преувеличены, всетаки его свидетельство показывает, что устрояемые Никоном монастыри поражали и иностранцев своею относительною роскошью, обширностью и богатством своих владений.

Так Никон из трех своих монастырей, с четырнадцатью приписными к ним монастырями, со множеством принадлежащих им сел, деревень, пустошей, озер, разных угодий и т. п., образовал лично для себя довольно обширный удел, в котором он был самовластным хозяином и управителем. Он набирал иноков в свои монастыри сколько считал нужным, сам избирал настоятелей и других монастырских властей, он посвящал иноков в диаконы, иеромонахи, архимандриты, он ставил священников и весь причт во все свои пятьдесят приходских церквей. Весь суд, право наград и наказаний, как над всеми иноками, так и над всеми приходскими причтами, принадлежали Никону. Вся хозяйственно-экономическая сторона всех монастырей, точно также находилась в полном распоряжении Никона: он был единственным собственником всех доходов, распределителем расходов, он облагал теми или другими налогами и работами крестьян, творил над ними, чрез своих уполномоченных лиц, суд и всякую расправу, – иного суда, иной расправы, кроме воли и усмотрения Никона, его иноки и крестьяне не имели, так как представители государственной власти не имели нрава вмешиваться в управление Никона. Значит, из своих монастырей и всего к ним принадлежащего Никон создал для себя особое, самостоятельное владение, где он был вполне независимым правителем – маленьким царьком, не признающим никакой другой власти, кроме своей.

Патриарх Никон, сделавшись богатейшим человеком в России, независимым правителем в своих владениях, в тоже время удержал однако все типические черты старого инока – попрошайки, который всюду и всем жалуется на скудость и убожество своей обители, который всюду и у всех постоянно просит, всем доказывает, что жертвовать на святую обитель есть самое святое, богоугодное и спасительное дело для каждого, что такими возможно щедрыми даяниями на обитель, каждый, в лице ее братии, приобретает целый сонм неустанных богомольцев, которые своими молитвами и содевают тароватому жертвователю вечное спасение. При этом иноки-попрошайки обыкновенно заявляют, что они ведь просят не себе лично, а на обитель, что лично-то им пожалуй а ничего не нужно, а нужно их обители, которая без мирских даяний совсем не может существовать, что все ими приобретенное от мирских делается не их личною собственностью, а собственностью святой обители, которая есть Божия, а значит и все, что жертвуется на обитель, жертвуется самому Богу, – иноки же только временно пользуются, во славу Божию, пожертвованным. И как бы ни была богата обитель, какими бы огромными средствами ни располагала она, такого типа инокам все кажется, что они бедны и скудны, что имеющегося у них мало, что нужно прост, приобретать еще и еще. К такому типу вечных попрошаек, постоянно жалующихся на скудость и бедность своей обители, принадлежал и Никон патриарх. Его обители были очень богаты, для того времени даже роскошны, и однако в других отношениях крайне гордый и надменный Никон, желавший и пытавшийся унизить царство, чтобы на счет его унижения возвысить священство т. е. себя – патриарха, – не считал для себя унизительным притворяться крайним бедняком, чуть не умирающим с голоду, свои богатые монастыри выдавать за крайне скудные, во всем нуждающиеся, не считал для себя унизительным просить у царя, и в то именно время, когда он всячески и всюду поносил его и бесчестил, разных подачек и милостей. В письме к Паисию Лигариду из Воскресенского монастыря Никон жалуется: «и оскудехом потребами, яже суть к жизни нашей». В письмах государю Никон, после оставления им патриаршей кафедры, пишет за разное время: «бьем челом и плачется вам государев богомолец Никон патриарх» от лица братии своих монастырей, «чтоб нам, богомольцем вашим, со всякой нужды и недостатков голодом не помереть и врознь не разбрестися», так как, поясняет Никон царю относительно Воскресенского монастыря, «у нас место пустое и всем скудное, а братство не малое, с нужею питаемся». Никон заявляет в челобитной государю: «смилуйся о мне, богомольце своем, нищем и скудном, пачеж алчным, и не помяни моей к себе, великому государю, досады, помилуй своею милостию для моих смиренных и убогих к Богу молитв и прежния работишки, якож весть твое благородие... А мне, убогому богомольцу вашему, та ваша государева милость велика, только у меня и есть таких рыбных довел на обиход, что рыбок десяток или болши, которого году Бог подаст, темя я, богомолец ваш, сам питаюся и приезжих добрых людей – гостей и богомольцев потчиваем». Или плачется царю: «ныне мне, богомольцу вашему, прожить будет в вашем государевом богомолье, в Крестном монастыре, нечем; едучи дорогою оскудал, а с крестьянишек взять нечего, скудны велми». В челобитной царю Никон с отчаянием заявляет: «мы, богомольцы твои, помираем голодною смертию, хлеба купить стало йена что и монастырское всякое строение стало в недостройке». В другой челобитной опять просит царя о помощи, «чтоб нам богомольцам твоим, голодною смертию не помереть и от скудости хлебные врознь не разбрестись». Или пишет царю: «я, богомолец, живу в Воскресенском монастыре, и прискудали до конца, хлеба и денег нет, и что было рухлядишка всякого и скота, то продали и издержали на монастырские расходы, а впредь прожить стало нечем». Одно свое письмо государю из Воскресенского монастыря Никон заключает таким заявлением: «множая бы сего писал, Да скудость возбрани, зане не имею бумаги» . Никон очень любил созданные им монастыри, гордился ими и очень был доволен, когда их посещали иностранцы. И действительно в Воскресенский монастырь, для его обозрения, иногда приезжали иностранцы, служивые и торговые люди, с женами и детьми. Их ласково принимали в монастыре, показывали им все монастырские постройки, давали довольное монастырское содержание. Никон охотно давал в своих монастырях и постоянный приют разным выходцам – иноземцам: грекам, литовцам, крещенным евреям. Но, понятно, Никон особенно заботился о том, чтобы его монастыри производили хорошее впечатление на царя, которого он приглашал посещать их. В 1657 году Никон ждал приезда в свой Иверский монастырь государя. По этому случаю он пишет властям. Иверского монастыря: «а с соседьми бы вам и с окольными людьми одноконечно жить безсорно и безмятежно; а будет есть у вас с кем ссора, и вам бы с теми людьми как нибудь сделаться, чтоб при государском путешествии ни от которого на вас челобитья не было, чтоб вам от царского величества на себя в том кручины я гневу не навесть и огласки б в том лихия не было, чтоб всяк род вас благословил, а не клял». В тоже время Никон пишет наставление Иверскому архимандриту Дионисию, что ему нужно сделать, что бы монастырь, при приезде даря, произвел на него хорошее впечатление. Между прочим он пишет: «в соборной каменной церкве убрать образы и всякую утварь стройно и чинно, со всяким усердием, чтоб было дивно и стройно... Все в церкви убрать изрядно и дивно, чтоб к царскому и нашему пришествию пристойно было и в подивление всем зрящим... Выбрати б вам из братьи по портесу певцов добрых и красногласных... Все б у вас в монастыре было чисто, пригоже и стройно, и кельи б такоже все были стройны и совсем уряжены, и в кельях бы было убрано... Да о том бы вам порадеть, что б пустынников поумножить, человек бы хотя до десятка. Суды б большие и карбасы велеть ныне поставить у монастыря, на приметном месте, чтоб посмотреть было хорошо. Да вам же бы, Иверского монастыря из братьи, избрать 12 братов, пред царем и пред нами орацию говорить – краткую и богословную и похвальную, за его к вам царское посещение, и нам, великому государю, орацию изготовить потому ж. Да убрать младенцев дванадесять же, или множае, колько обращется, и выучить також к царскому и к нашему пришествию орацию говорить, краткую и богословную и похвальную; тако ж бы изготовить вам орацию к царскому и нашему из Иверского монастыря отшествию, и убрать тех младенцов так же хорошенько по обычаю, как у епискоцов свещеносцы бывают, золотыми или иными какими платны мочно, что б было вельми дивно» .

Нужно отдать Никону справедливость, что он не только любил монастыри своего строения, но и заботился о хорошем содержании братии и, что особенно важно, – заботился о монастырских рабочих и крестьянах, что бы их ни в чем не обижали, не притесняли, не обсчитывали и не обманывали, что бы монахи всячески заботились об их благополучии, были к ним снисходительны даже при собирании с них оброков и податей, сообразуясь в этих случаях с крестьянскою нуждою. В 1653 году Никон пишет строителю Иверского монастыря: «да я ж слышал что де скорбят крестьяне и плотники, могорца мало даешь: и тебе б отнюдь не оскорблять наймом никаких наймитов и даром бы немного нудить... Бога ради буди милостив ко братье, и ко крестьяном, и ко всем живущим во святой обители». В другой грамоте того же года предписывает настоятелю: «братью кормить довольно и давать братье платье нескудно». В том же году опять пишет настоятелю: «наймом бы тебе, Бога ради, работников не оскорблять. А только денег не будет, и тебе б по деньги прислать к нам к Москве. А рыбные бы ловли отдать как мошно, что б я крестьяном не скорбно было. В 1654 году пишет: «а однолично б вам плотником давати наем, по нашему указу, сполна без убавки, чтоб плотников от дела не отгонять и монастырского строения не остановить». В том же году: «а за работу им – крестьяном давать по достоинству. А братию, Бога ради, берегите и покойте, якоже присных своих чад». В 1661 году Никон пишет властям Иверского монастыря; «и вам бы, для ради крестьянския скудости и хлебного недороду и воденого потопления, нынешнего 169 году, в оброке польготить, тысячу рублев им (крестьянам) отпустить: и которые погосты водою понимает и хлеб затопает, и с тех погостов, по рассмотрению, что было довелось им дать в пять сот четьи, на нынешней на 169 год не имать... А будет вам понадобится взять в монастырь у них – крестьян работников, или плотников, или подводы, и вам бы зачитать в тот же оброк в три тысячи Рублев, и впредь бы у нас о том было верно и постоятельно и крестьяном не наложно. А будет, волею Божиею, которого года учинится у их, крестьян, хлебный недород и водное потопление и вам бы потому ж делать, бояся Бога, по рассмотрению». .

Итак Никон, сделавшись рядом с царем великим государем, почти полновластным диктатором и в церкви и в государстве, употребил свою громадную власть и силу только на то, чтобы дать всем почувствовать, и иногда очень больно и обидно, свое чрезвычайное могущество, чтобы от всех требовать послушания и подчинения своей воле, которая должна была царить всюду и над всеми. В тоже время Никон вовсе не думал употребить, с своей стороны, какие либо усилия и меры перестроить существовавшие церковные порядки и отношения в том направлении, чтобы потом, санкционировав их, он мог, опираясь на них, уверенно и успешно проводить свою политику освобождения церкви от порабощения ее государством. Никон, борясь за свободу церкви, вовсе однако не думал признавать даже за высшими представителями и правителями церкви – епископами возможно независимый и автономный характер в ведении и решении ими церковных дел, вовсе не думал и не заботился нравственно и умственно поднять тогдашнее темное рядовое духовенство, создать из него более культурное сословие, которое-бы, опираясь на свой религиозно-нравственный авторитет, на свое высшее умственное развитие, просвещающим я облагораживающим образом могло действовать на тогдашнее грубое и невежественное русское общество и ради этого занять в нем более высокое, почетное и влиятельное положение, нежели какое оно занимало тогда в действительности. Словом, Никон, в своих стремлениях к созданию независимости церкви от государства, вовсе не думал находить точку опоры в своих сослужителях – епископах, а тем более в низшем подчиненном ему духовенстве, вовсе не думал пробуждать, развивать и укреплять в них идей и стремлений к церковной свободе и автономии, чтобы опереться потом на духовенство и найти в нем деятельных и энергичных помощников в борьбе за независимость церкви. Никон, в этом случае действовал как раз наоборот. Он не возвышал, а всячески принижал своих собратий-архиереев: заставлял их на холоде, на виду у всех, по нескольку часов стоять на своем крыльце в ожидании, когда патриарх соблаговолит принять их, требовал от них рабской покорности себе во всем, дозволял себе кричать на них, ругать их даже в олтаре, за малейшее несогласие с ним отправлять их в тяжелую ссылку, как это было с епископом Павлом коломенским. С низшим духовенством Никон еще менее церемонился: запрещения, ссылки, заточения, цепи, личная кулачная расправа были у грозного патриарха обычным явлением в его отношениях к рядовому духовенству. Положение духовенства в патриаршество Никона, этого борца за независимость церковной власти от государственной, во всех отношениях оказалось тяжелее и приниженнее, нежели при его предшественниках, вследствие чего духовенство не только не было помощником Никону, не только не сочувствовало его домогательствам на большую свободу его действий, хотя бы и в церковной сфере, но и обращалось с особыми челобитными к светской государственной власти – царю, чтобы у него найти себе защиту от сурового, самовластного, слишком скорого на беспощадную расправу патриарха. Когда Никон оставил патриаршую кафедру, все духовенство облегченно вздохнуло и настаивало пред светскою властью – государем, чтобы Никон ни под каким видом не был возвращен на патриаршество, и чтобы на его место поскорее был избран новый патриарх, только иного характера и закала, чем Никон. Так духовенство поступало потому, что Никон желал независимости духовной власти от светской исключительно в видах возвышения и возвеличения одной только патриаршей власти, он ставил и вел это дело так, чтобы патриарх был совершенно независим от царя, но чтобы вся церковная жизнь, до последних мелочей, все духовенство, начиная с архиерея и кончая последним причетником, во всем и всегда безусловно зависели от одного только патриарха, от его воли и усмотрения, во всем бы оказывали ему полное послушание и повиновение, чтобы всякое распоряжение патриарха, всякое его желание было в глазах духовенства свято, непререкаемо, имело обязательную силу закона; источник всякого права для духовенства – это воля и усмотрение святейшего патриарха, так как вне патриарха для него нет никакой другой власти, никакого другого права, единственно патриарх есть его бесконтрольный владыка, судья и управитель. Вполне естественно было, что духовенство вовсе не желало иметь патриарха с таким характером власти, и потому не только не сочувствовало Никону, но открыто и энергично восставало против него и в царе всегда видело противовес чрезмерным притязаниям патриаршей власти.

Патриарх Никон Московской и Всея Руси. Возглавлял Епархию с 1652г по 1666г. Осуществил реформы церкви, которые привели к расколу.

Ранние годы

Никон (в миру Никита Минов или Минин) происходил из простой крестьянской семьи.

Будущий патриарх родился в селе Вельдеманово недалеко от Нижнего Новгорода в 1605 году. Мать скончалась вскоре после родов, а отец потом женился повторно.

С мачехой отношения не заладились – она часто била его и лишала еды. Приходской священник обучал Никиту грамоте. В 12 лет Никон стал послушником при Макарьевом Желтоводском монастыре, где и оставался до 1624.

Родители убедили его вернуться домой и жениться. Затем Никита стал священником в деревне Лысково, но купцы, наслышанные о его образованности попросили перебраться в одну из московских церквей.

В монашестве

В 1635 у Никиты умирают дети, после чего он убедил жену принять постриг в Алексеевском монастыре. Сам же в 30-летнем возрасте становится монахом под именем Никон в Свято-Троицком Анзерском скиту Соловецкого монастыря. После ссоры с преподобным Елеазаром Анзерсикм по поводу необходимости Никону совершать литургии и заведовать хозяйством в ските, монах бежал оттуда в Кожеозерский монастырь.

В 1643 Никон стал там игуменом. В 1646 совершилась первая встреча Никона и царя Алексея Михайловича. Игумен Кожеозерского монастыря произвел на правителя благоприятное впечатление и по наставлению монарха остался в Москве. По велению Алексея Михайловича патриарх Иосиф посвятил Никона в архимандриты Новоспасского монастыря.

Таким образом, Никон вошел в неофициальный кружок «ревнителей благочестия», целью которого было увеличение роли религии в жизни жителей Московского государства, улучшение нравственности населения и духовенства, распространение просвещения. Отдельное внимание уделялось правильному переводу богослужебных книг. В 1649 Никон стал митрополитом Новгородским и Великолуцким.

Патриаршество

В апреле 1562 умер патриарх Иосиф. Члены кружка «ревнителей благочестия» сначала хотели видеть патриархом Стефана Вонифантьева, царского духовника, но тот отверг предложение, скорее всего, потому что понимал, что Алексей Михайлович желал видеть Никона в этом сане.

После просьбы Алексея Михайловича к Никону принять сан, по инициативе последнего из Соловецкого монастыря в Москву переносят мощи святого митрополита Филиппа. 25 июля 1562 состоялся процесс интронизации Никона, во время которого он потребовал от царя обещания не вмешиваться в церковные дела.

Реформаторская деятельность

Основной причиной реформ послужила необходимость в унификации обрядов и укреплении нравственных устоев духовенства. Также Никон желал видеть Россию как центр мирового православия, так как страна расширяла связи с Украиной и территорией бывшей Византии. Властность и честолюбие Никона диктовали ему желание быть приближенным царя.

Патриарх помнил тесную связь между царем Михаилом Федоровичем и Филаретом и даже хотел превзойти своего предшественника. Однако Никон не учел, что бывший патриарх был отцом царя, что давало ему значительное преимущество по сравнению с Никоном.

На самом деле, реформы не коснулись сущности православия. Речь шла о том, сколькими пальцами следует креститься, в каком направлении совершать крестный ход, как писать имя Иисус и т. д. Тем не менее, преобразования вызвали широкое недовольство среди народных масс. Совершился раскол русской церкви.

Строительство монастырей

По инициативе Никона было построено множество монастырей, такие как Онежский Крестный, Иверский и Новоиерусалимский. В 1655 был заложен каменный Успенский собор.

Опала

В 1666 Никон был лишен сана патриарха за своевольные действия. По решению соборного суда Никон стал простым монахом Ферапонтова Белозерского монастыря. После смерти Алексея Михайловича был переведен в Кирилло-Белозерский монастырь под более строгим надсмотром.

Новый царь, Федор Алексеевич, снисходительно относился к Никону. Совместно с Симеоном Полоцким он размышлял над планом создания в России четырех патриаршеств и папства во главе с Никоном. Идея не получила развития. Никон умер в 1681. Федор Алексеевич настоял на патриарших похоронах для монаха, хотя и не получил на это одобрения Иоакима, патриарха Московского.